Здравствуй, мишка! - страница 6

К костру из болота почти тут же выбрались двое мужчин. Их лица казались прокопченными, задубевшими, как у египетских мумий. На голове у каждого были белые куски материи от комаров. Комары старались подобраться к этим прокопченным людям с тыла — они пытались заползти под белые платки-шлемы сзади, но концы платков все время двигались и скидывали с плеч жужжащие отряды насекомых.

Двое мужчин и мальчишка-подросток заготавливали на болоте ивовую кору. Содранная со стволов кора связывалась в пучки — тукачи. Тукачи выносились из леса и на обочине дороги ждали попутной машины. Это был тяжелый труд — заготавливать кору, «драть корье». А потому больше двух-трех дней лесные старатели здесь на болоте не оставались. Комары донимали и этих терпеливых людей.

У костра мы разговорились. Густой дым отгонял насекомых, и хотя дымом было не очень приятно дышать, никто из нас отодвигаться от костра не желал. Увидев у меня ружье, заготовители принялись рассказывать о лосях, которых вокруг, по их словам, было очень много.

Лоси пока меня не интересовали, а о медведе никто не упоминал, и самое ценное, что вынес я из нашей беседы, это то, что по дороге нет-нет да и ходят машины, возят гравий на тридцатый километр, куда новая дорога уже добралась.

Не успел я отпить из кружки и трех глотков крепкого, вяжущего чая, как из-за поворота вырвался и, резко затормозив, замер около нас тяжело груженый самосвал.

Этот самосвал и увез меня от комариных полчищ и доставил туда, где оканчивалась дорога.

В конце дороги на берегу небольшой речки стоял вагончик дорожного сторожа. Речушка именовалась Осиновкой, а дорожного сторожа звали Андреем.

Андрей оказался рыбаком и охотником, хотя ни путной снасти, ни путного оружия у него не было. Две блесны, хлыстоватое березовое удилище с куском капроновой лески и ружье без патронов — вот и весь его арсенал.

Ловить рыбу Андрей ходил без ружья, брал только удилище и коробку с червями. На червя рыба ловилась только вечером, а днем хариус, что водился в реке, предпочитал оводов. Как и заготовители коры, Андрей прежде всего напоил меня крепким чаем, без которого, по его мнению, в такую парную жару никак нельзя, и тут же повел вверх по Осиновке на рыбалку.

Обратно к вагончику мы возвращались поздно, в густом тумане. Речка была где-то внизу — мы пробирались через кусты по холмам. Дорогу угадывал Андрей по памяти. Когда вагончик был уже совсем близко, Андрей остановился, долго курил, а потом стал неторопливо рассказывать:

— Здесь я как-то от медведя бежал. Кубарем катился — ноги все о кусты и камни ободрал. Потом опомнился — медведя и не слышно. Встал — и бегом домой. Ночью с ним встретился. Иду, а медведь и стоит на дороге совсем близко. Бежать назад — догонит сразу. Вперед он не пускает — дорогу загородил. Ружья с собой не было. Я закричал что-то, а потом в сторону вниз и прыгнул. Не погнался он за мной. А я ведь перед ним виноват. Обидел я его. Узнал я его — тот самый. Стрелял я в него до этого, но только ранил легко. Злой зверь — помнит обиды. Ох помнит! Не разобрался тогда в темноте, поди, что это я. А то бы несдобровать. Голову оторвать не оторвет, а ребра поломает. Да и волосы вместе с кожей до лба с затылка снимет. Ну его к черту! Зарок дал — больше за ним никогда не пойду...

На следующий день около воды я обнаружил следы медведя. Следы большие. Зверь ворочал на берегу речки камни — что-то искал под камнями. Потом поднялся на холм и долго шел по нашим вчерашним следам почти до самого вагончика. Недалеко от вагончика медведь свернул в сторону болота. На болоте остались глубокие ямы от широких медвежьих лап. В ямах стояла черная болотная вода.

О медвежьих следах я рассказал Андрею. Тот сначала ничего не ответил и только за чаем вспомнил мой рассказ:

— Сюда он приходит редко. А откуда приходит, не знаю. Тогда, после выстрела, ходил я за ним, но найти не смог. И кровь рядом со следом была, правда, немного крови — легко так капала, с боку. С этим зверем теперь не сговоришься. Моя вина. А приходить будет. Зачем, не знаю, но ходит, будто ждет чего. Или за мной охотится...