Зефир - страница 7

стр.

Архивариус был на месте. Собственно, теперь у них было четыре архивариуса, и кто-то из них предполагался быть на месте в любой из двадцати четырех часов семи суток недели. Как быстро показала практика, «быть на месте» и «быть полезным» совершенно разные понятия… Илия начинал понимать предыдущего начальника, два десятка лет продержавшего его в архиве несмотря на активное сопротивление. Проще найти человека, готового выезжать на осмотр трупов, или вскрывать трупы, или даже самому потенциально стать трупом, но только не согласного целый день просиживать в подвале и перебирать пыльные бумажки, долго и нудно отыскивая в них крупицы требуемой информации.

Илии вспомнилось, как, копаясь в архивных папках, он сам испытывал невыносимую тоску и мечтал заняться чем-то стоящим. Получив высокую должность, он был окрылен – вот оно, наконец. Но вскоре убедился, что его новые обязанности поразительно напоминают прежние и так же требуют просмотра множества бумаг. Один небольшой нюанс – раньше он только анализировал события. А теперь стал еще и нести за них ответственность. Все это не выглядело как работа, которую он представлял в своих фантазиях. Затем началась Дождевая серия, окончательно превратив все в кошмар…

Лучше бы он оставался архивариусом. По крайней мере, тогда он находился в пределах его компетенции.

– Я сам, – отмахнулся он от предложения помочь и направился было в глубь зала, но тут резко остановился. – Вы поменяли стол?

– Ну да, – Лациус уставился на него своими навыкате, как у ящерицы, блеклыми глазами. – Теперь у нас новый.

– А что вы сделали со старым? – Илия со свистом втянул в себя воздух.

– Мы его выбросили. Он же был… старый.

«Промолчи и уйди», – напомнило остаточное здравомыслие. Еще секунду Илия верил, что ему таки удастся поступить как следует, но затем услышал собственный скрипучий голос:

– С каких пор кто-то из вас четверых считает, что может принимать здесь решения? Например, что оставить, а что выбросить?

– Ну, я… мы… мы обсудили с завхозом, – опешил Лациус. – Стол прямо на куски разваливался, и мы…

– Почему компьютер не включен? – с ледяной яростью осведомился Илия. – Ты должен заносить дела в базу, Лациус. Как ты это делаешь с выключенным компьютером? И почему на столе помойка? – Илия ребром ладони сшиб на пол одну из шатающихся стопок. – Наведи порядок! Займись своими обязанностями!

Извергнув ценные указания, Илия решительно зашагал к стеллажам, надеясь, что это не выглядит как бегство. В конце зала он прислонился к узкому прямоугольнику бетонной стены между стеллажами и попытался выровнять дыхание, дыша через нос, но так только начал задыхаться еще сильнее. Сердце молотило в ребра как бешеное. Через десять минут, наконец-то успокоившись, Илия трясущимися руками собрал нужные документы и удалился, не глядя на Лациуса.

Стопка оттягивала руки, так что Илия был рад сбросить ее на стол в кабинете. Он рухнул в свое кресло и запрокинул голову, чувствуя тошноту и вялость. Не то чтобы он сожалел о совершенной атаке. Халтурщик Лациус давно заслуживал взбучки. Однако Илия опасался, что эта вспышка дискредитирует его самого как начальника отдела. Он уже слышал, как Лациус рассказывает кому-то: «А этот-то опять психанул…»

Прежде Илия бы даже не сомневался – сотрудники СЛ примут его сторону, но в последнее время замечал, что коллеги бросают на него взгляды. Разочарованные? Настороженные? Сочувствующие? Осуждающие? Все так переменилось меньше чем за год. Раньше он со всеми общался свободно. А теперь у него потели ладони от одной мысли, что придется вызвать кого-то к себе в кабинет. Каждый день он ощущал себя словно на экзамене, где все билеты провальные. Так имел ли он право срываться на Лациуса, когда сам едва ли лучше справляется со своими обязанностями? Почему он вообще так взвился из-за какого-то стола? Да, он проработал за ним много лет и знал каждую царапину на столешнице, так же как и торчащий снизу гвоздь, что испортил ему не одну пару штанов. Но не то чтобы он в действительности скучал по столу. Не приходил к нему сказать: «Доброе утро». За почти год на новой должности он ни разу о нем не вспомнил.