Зеленая молния - страница 2
Но в тот роковой пятничный вечер я с ними не поехал. Одноклассник пригласил на проводы, его в армию призывали. Были все его друзья и подруги, которые смогли прийти. Посидели, повспоминали «школьные годы чудесные», выпили немного винца, шутили, танцевали… Ну, кто призывался, тот помнит, как это мероприятие проходит. Домой вернулся заполночь, а утром раздался звонок: пьяный водитель на «КАМАЗе» смёл отцовскую машину с дороги.
Так я остался один. Потеря родителей для меня была ударом чудовищной силы. С похоронами помогли их друзья и заводское руководство. Я был в полной прострации и ничего не смог бы сделать самостоятельно. Дали мне недельный отпуск. Это я потом понял, что нельзя меня было одного надолго с моим горем наедине оставлять, было бы ещё хуже. А так, в коллективе, делая любимую работу, я хоть и не скоро, но смог пережить своё горе. Весной загребли во флот, в морские пехотинцы. Почему туда, а не по специальности куда-нибудь в рембат – загадка!
Служилось трудно, но интересно, на сверхсрочную остался и прослужил ещё почти два года, но… В последнем походе очень неудачно сломал ногу, полгода в госпитале и запись в военном билете: «в мирное время не годен…». Дембельнули, выплатив небольшое выходное пособие. Из госпиталя вышел с палочкой, но вскоре она мне стала не нужна. Только хромота осталась, но если быстро идти или бежать, то она не заметна.
Вернулся домой, благо приватизированную квартиру не продал перед призывом, как советовали некоторые умники. А дома тоже много чего изменилось, и не в лучшую сторону. Главное, завод директор с главбухом успешно обанкротили, оборудование распродали и с деньгами, включая зарплату работяг, усвистели в неизвестном для следствия направлении. Попробовал устроиться в одну из автомастерских, но там ударно трудились высококлассные мастера из среднеазиатских аулов. На немногочисленных стройках – та же картина. Даже дорожными рабочими и дворниками были «гости» из зарубежья, а мне, русскому, в моём же городе работы не находилось. Но я не унывал! Я молод, здоров (хромота не в счёт). Как пел мой любимый бард: «если руки сильные и большая грудь, то не академиком – грузчиком ты будь». И я пошёл в грузчики.
Вот в этой ипостаси меня и нашёл профессор Лебедев, сухонький старичок с аккуратной бородкой. Наша бригада выгружала пришедшее в адрес возглавляемого им института оборудование. Ящиков было много, цепочка грузчиков, подбадривая друг друга ненормативом, неторопливо двигалась между железнодорожным вагоном и грузовиками. Я, дотащив очередной ящик и поставив его в кузов, медленно пошёл за следующим. Тут меня профессор и остановил. Это потом я узнал, кто он и что. Спросил, сколько я получаю и, услышав ответ, предложил мне работать в институте смотрителем за порядком, то есть дворником. Но зарплату пообещал чуть – ли не вдвое больше моей грузчицкой.
Дворником я отработал ровно год, после чего профессор перевёл меня во внутреннюю охрану, с увеличением денежного содержания и получением кое-каких вкусностей. Институт исследования мозга – объект режимный, об этом меня предупредили ещё при оформлении чертёжником метлой по асфальту. Поэтому весь персонал, и научный, и обслуживающий, жил на территории институтского городка в общежитии, а старшие и средние научные сотрудники – в отдельных коттеджах. На должности охранника я проработал тоже год. А под новый, две тысячи пятнадцатый, профессор вызвал меня к себе в кабинет и предложил стать испытателем, что-то вроде первого мозгонавта, а по-простому – подопытным кроликом. Начал, как водится при «наёме» на не пользующуюся особым спросом должность, со сладкого, блестящего и шуршащего. «Будет тебе белка, будет и свисток». В конце списка призов и подарков, чуть замявшись, упомянул о возможной опасности для здоровья. Но не жизни.
– Опасность минимальна, но если что – мы вас быстро вылечим, – пообещал профессор.
Думал я долго, секунды три, и согласился. Надоело штаны протирать на вахте как деду старому. Я ведь всё же морпех, риск и приключения моя стихия. «Испытатель» – это звучит гордо! И заманчиво. Далее по списку, всё более мажорно.