Зеленый аквариум - страница 13

Человек заглянул внутрь, но ничего не увидел, потому что лицо его, когда он наклонялся над жерлом колодца, покрылось паутиной.

Он сорвал с лица ослепившую его липкость и кинул в колодец камень, чтобы по времени падения определить глубину.

Камень ответил ему.

И тогда он вытащил из-за пазухи веревку, привязал ее к крюку и, как трубочист в трубу, спустился вниз.

Вода была тепловатой, как сердце только что умершего.

И лишь после того, как луна, словно жемчужный турман, выпорхнула со стоном из колодца, человек нащупал под водой сокровище, спрятал его на груди и кости его при подъеме пели.

Утренняя звезда повисла над округой, точно капля крови.

А человек бежал по тлеющим головешкам к старому кладбищу.

Лишь там, с бьющимся сердцем и с глазами, как цветы дикого мака, он взял находку в обе руки и протянул перед собой.

И он увидел — череп.

Череп, словно старый пергамент, с двумя окаменевшими дырами и с умной, живой улыбкой удивленно уставился на него и — ни слова не произнес…

— Череп, как зовут тебя?

И когда сжатые зубы черепа не откликнулись на вопрос, человек не мог больше сдерживать себя и швырнул его оземь, как Моисей скрижали.

Но тут же бросилось человеку в глаза, что череп похож на его отца.

И он покрыл поцелуями живую улыбку, а его пламенные слезы пролились в дыры черепа.

Целуя его, он ощутил домашний уют. Теплая мелодия заиграла в его жилах.

Но вдруг злая сила подтолкнула его:

— Нет, это не твой отец, тот не так выглядел.

И он снова схватил череп в обе руки и взвыл, как побитая собака:

— Ка-ак зо-вут те-бя-я?!

И тогда человек услыхал свое собственное имя…

И он почувствовал, что голова, которую он носит уже столько лет на плечах, не его.

Он на голову свою надел череп и, поддерживая его руками, в бумажном наряде, сшитом им из листов священных книг, понесся по мертвому городу встречать освобождение.

Когда Бомка после года сплошной темноты выбрался из ассенизационных каналов в освобожденный город, он напоминал жителя Помпеи, которого лава облила расплавленными бриллиантами.

Его тонкие, прозрачные ноги, живые щупальца мертвого паука, застыли посреди узкой улочки — черного гроба.

Солнце навалилось на него, как саранча.

Стены по сторонам улочки — кубики из детства.

Все розово в мире из розовости.

Его, похоже, потянули за плечо. Повернул голову — мышка.

— Ах, это ты, соскучилась по Бомке? Видать, нет другого, кто пел бы тебе в канале? Что ж, останемся и здесь добрыми друзьями. Глянь, как розовы стены! Откуда такая розовость?..

И Бомка ласкает ее, седенькую, на плече своем. Вспоминает, что когда-то вот так голубил свою Блимеле[6].

При звучании Блимеле исчезает розовость. Стены не кубики, а глиняные скелеты. Над ними парит облачко — ангел с крыльями в саже.

— Бомка, — дергает его мышка, — а что дальше?

Его память — тропка меж песен. Песни срезаны, а с их гибелью нет и тропки.

— Бомка, ты, как и я, — мышка. Не для тебя освобожденный город. Где же отмщение?

Ангел с крыльями в саже уносит прочь улочку — черный гроб.

Перед Бомкой открывается невероятно широкая улица, словно русло без воды, но с песчаным серебром мертвой рыбы. Ни одного целого дома. По улице маршируют уже иные солдаты с оркестром, издающим такие медные раскаты, как если бы громы плясали на свадьбе.

Когда оркестр вместе с солдатами скрывается, еще продолжают висеть его звуки — пыльные колонны из дробленого антрацита.

Между колонн босоногие парни с короткими задымленными ружьецами наперевес ведут связанного господина.

— Кто этот удачник? — останавливает Бомка кого-то из местных.

— Важная птица, с карманами. Бывший городской палач. Его ведут вешать.

— Как, палач, мой палач?

И Бомка мчится по мостовой и догоняет «птицу с карманами».

Но один из конвоиров, парень в барашковой шапке и с зелеными веснушками, как если бы солнце светило на него сквозь пелену воды, направляет ружьецо в сторону Бомки.

— Куда, гражданин?

— Видеть палача.

— Здесь — нет. В саду Бернардинцев.

Память, живописец, смешивает краски. Она смешивает их на палитре, как души. Макает в них длинную молнию и пишет, пишет:

…Мартовская ночь. В халупе крестьянина, где прячутся Бомка и Блимеле, вспыхивает пожар. Истошно орут кошки, охваченные безумным сладострастием. С ребенком за пазухой, как кенгуру, прыгает Бомка с чердака в снежную горку. Их ртутные тени хотят догнать вторую жизнь. Вторая жизнь на другом берегу реки. Но этой ночью распоряжается дьявол. Ледяная дорога их родной речки разрывается. Разрывается от смеха. Как быки от запаха крови, ревут льдины; а на них Бомка и Блимеле. Шаги взвешиваются и измеряются, как сокровища. Какая-то льдинка залилась детским плачем. Но спасибо дьяволу — добрались, добрались!