Зеленый человек - страница 17

И вид, и поза Эми почти не изменились, только если раньше она сидела на постели, то теперь — в постели. На экране телевизора женщина помоложе угрожала женщине постарше, которая упорно поворачивалась к ней спиной и скорее всего не из-за невнимания или нарочитой грубости, а из желания демонстрировать свою физиономию зрителям ровно столько же времени, сколько и ее обвинительница. Пару секунд я наблюдал, в надежде, что хотя бы в конце диалога они незаметно поменяют позицию, и задавал себе вопрос, как сильно изменилась бы наша жизнь, если б установился новый обычай в обязательном порядке вставать спиной к собеседнику, прежде чем начать разговор. Затем я подошел к Эми.

— Когда это кончится?

— Теперь скоро.

— Пожалуйста, выключи на минутку. Ты почистила зубы?

— Да.

— Умница. Не забывай, что утром поедем в Больдок.

— Хорошо.

— Тогда, спокойной ночи.

Я наклонился, чтобы ее поцеловать. И в это самое время из столовой донеслась целая канонада звуков: вопль или громкий крик отца, торопливые распоряжения Джека, сильный грохот после удара о мебель, неясные голоса. Я приказал Эми не двигаться с места и побежал в столовую.

Не успел я открыть дверь, как Виктор, подняв хвост трубой, шерсть дыбом, бросился наутек. Джек с помощью Джойс старался дотащить до ближайшего кресла моего отца, беспомощно обвисшего у них на руках. Стул, где сидел у стола отец, был перевернут, на полу валялась посуда и ножи. Разлилось немного вина. Даяна, наблюдавшая за окружающими, обернулась и посмотрела на меня со страхом.

— Он куда-то уставился, затем вскочил и закричал, а потом — коллапс. Наверное, он рухнул бы на стол, если бы Джек его не подхватил, — сбивчиво сказала она дрожащим голосом, от былого красноречия не осталось и следа.

Я прошел мимо нее.

— Что случилось?

Джек опускал отца в кресло. Управившись, он сказал:

— Кровоизлияние в мозг, я думаю.

— Он умрет?

— Да, вполне возможно.

— Скоро?

— Не исключено.

— Чем-нибудь можно помочь?

— Ничем. Если ему суждено умереть, он умрет.

Я смотрел на Джека, он — на меня. Я не мог догадаться, о чем он думает. Пальцем он щупал отцу пульс. Я не чувствовал тела ниже пояса, только лицо и грудь. Я опустился ка колени рядом с креслом и услышал медленное глубокое дыхание. Глаза отца были открыты, а зрачки устремлены, видимо, куда-то в левый угол. Во всем остальном он выглядел совершенно нормально, даже немного расслабился.

— Отец, — сказал я, и мне показалось, что он зашевелился. Но о чем говорить, я не знал. Я задавал себе вопрос, что происходит в этом мозгу, видит ли он что-то в действительности или только грезит наяву: возможно, ему чудится что-то далекое от реальности, но зато приятное — солнечный свет или луга; а возможно — что-то отвратительное, уродливое и раздражающее. Мне представилось, что он совершает отчаянное непрерывное усилие, пытаясь понять, что случилось, и испытывает при этом такое беспокойство, которое хуже всякой боли, потому что в отличие от нее оно не наделено спасительной властью заглушать мысли, чувства, осознание собственного «я», ощущение времени — все, кроме самой боли. Эта мысль подавляла меня, но она же подсказала с предельной ясностью и четкостью, о чем нужно спросить.

Я наклонился к нему ближе.

— Отец. Это я, Морис. Ты не спишь? Ты знаешь, где находишься? Это я, Морис, отец. Расскажи, что происходит там, где ты сейчас. Ты что-нибудь видишь? Опиши, что ты чувствуешь. О чем думаешь?

Стоя за мной, Джек холодно сказал:

— Он не может тебя услышать.

— Отец, ты меня слышишь? Тогда кивни головой.

Тягучим механическим голосом, словно на замедленной скорости играла граммофонная пластинка, отец сказал:

— Мо — рис, — затем менее четко еще несколько слов, которые можно было расшифровать как «кто» и «там у…». Затем он умер.

Я встал и обернулся. Даяна смотрела на меня со страхом, который читался и в лице, и в позе. Прежде чем она успела что-то произнести, я прошел мимо нее и подошел к Джойс, которая глядела на накрытый стол. Там стоял поднос с пятью покрытыми салфеткой тарелками и какими-то овощными блюдами.

— Ума не приложу, что делать, — сказала Джойс. — Я велела Магдалене оставить все на месте. Он умер?