Зеленый портфель - страница 13

А третья соседка на правовую сторону вопроса напирает: "А я вам так скажу. Хочешь — не хочешь, а с точки зрения уголовного права, похищение огня — заурядное хищение чужого имущества. Порядочный титан, небось, ничего не позволит себе похитить — ни огня, ни чего другого. Воровать огонь! Фи!.. Сегодня огонь украдет, завтра — амброзию с божественного стола, послезавтра весь Олимп оставит без хитонов, в чем мама родила!.."

Вес эти разговоры до Прометея, слава Зевсу, не долетают. Зато он видит — служит его огонь людям, и Прометей счастлив.

Проедет мимо той скалы на верном своем осле какой-нибудь путник, поздоровается равнодушно с Прометеем:

— Здорово, титан? Как печень?

А Прометей отвечает:

— Лучше всех!..

Жил старик по имени Матвей. Жил неплохо. Скажем больше, жил хорошо. Даже лучше, чем ему позволяли средства.

Вот Матвей как-то утром проснулся, и что же он видит! Он видит, куры у него стали деньги клевать. То все не клевали — не клевали, а тут вдруг как заклюют!

"Господи, — думает Матвей, — хоть бы тут поблизости море какое оказалось. Я бы тогда в то море закинул невод, вытащил бы Золотую рыбку и кардинально поправил свое пошатнувшееся материальное положение".

Смотрит, а у самых его ног волны плещут. Матвей моментально закинул невод в те волны и вытащил Золотую рыбку.

А Матвей был хорошо грамотный, Пушкина любил с детских лет, а особенно "Сказку о рыбаке и рыбке". Он ее, наверно, миллион раз прочел. Наизусть помнил.

Все-таки для верности решил уточнить.

— Ты, — спрашивает, — та самая Золотая рыбка?

— Та самая. И я уже знаю, что у тебя с сего утра куры стали деньги клевать. Надеюсь, ты усвоил основную идею знаменитой сказки Александра Сергеевича?

Матвей говорит:

— Еще как!

— Значит, — это уже рыбка говорит, — нечего нам с тобою зря время переводить. Я исполню одно твое желание, а ты меня за это в море отпусти. Только хорошенько подумай. Я после той муторной истории с известной тебе Старухой только одно желание выполняю. И только один раз… Говори же свою мечту, поторапливайся. Мне на воздухе кислорода не хватает.

Матвей спрашивает:

— А уточнить можно?

Рыбка говорит:

— Уточняй. Только побыстрее!

Матвей спрашивает:

— Деньги просить можно?

Рыбка говорит:

— Конечно, можно. Сколько?

Матвей спрашивает:

— А сколько можно?

Рыбка говорит:

— Поторапливайся, Матвей! Мне трудно дышать. Уточняй, и дело с концом!

Матвей говорит:

— А я и уточняю. Сто рублей можно? Это я еще не прошу, а только уточняю.

Рыбка его торопит:

— Дать тебе сто рублей? Дать или нет?

Матвей спрашивает:

— А двести? Я пока еще не прошу, а только уточняю.

Рыбка его пуще прежнего торопит:

— Не томи, человече! Сказывай, сколько!..

А Матвей начитанный, знает, что рыбка от него не имеет права ускользать, пока его желание не выполнит. Ничего ей, думает, не сделается, потерпит.

Он говорит:

— А если, скажем, пятьсот рублей, как тогда?

А Золотая рыбка не отвечает. Глянь, у нее уже глаза заволокло, и она уже в руках его не трепещет. Раскрыла, бедная, рот да так и не запахнула.

— Ладно, — уж только на всякий случай говорит Матвей, — давай пятьсот — и по рукам.

А сам понимает, что плакали его денежки, что Золотая рыбка уснула, а по-научному выражаясь, отдала концы.

Вздохнул Матвей, зашвырнул Золотую рыбку в море подальше, а сам поплелся домой.

Ему что. Присмирел. Стал жить по средствам. Счеты завел. Костяшками на счетах пощелкивает, подведет баланс и живет совсем неплохо. И куры у него уже давно снова денег не клюют…

Рыбку жалко!

Одна вполне почтенная гражданка лет пятидесяти с гаком как-то ночью проснулась холодном поту. Ей приснился страшный сон. Будто бы она лежит на диване и читает какой-то серьезный роман про двойную итальянскую бухгалтерию. И вдруг распахивается дверь, вбегает некто Вася, красивый такой паренек, товарищ ее сына-студента, и прямо как есть, в пальто и калошах, кидается обнимать ту почтенную гражданку (ее звать Маргарита Капитоновна), осыпает ее страстными поцелуями и начинает домогаться ее любви.

Конечно, та гражданка как порядочная женщина возмущенно его от себя отталкивает и моментально просыпается вся в слезах. Муж ее, Порфирий Кононович, человек чуткий и нервный, тоже просыпается. спрашивает, в чем дело, почему среди ночи слезы. А она молчит. Плачет от унижения. Прямо-таки в три ручья рыдает. Плачет и думает: "Что же он за нахал, этот юный красавчик Вася! Разве можно так злоупотреблять нашим гостеприимством!.. Кидаться на мать своего коллеги!.. Это ж что-то! Ну и ну, теперешняя молодежь!.."