Землеройка

стр.

Арнольд Райсп

ЗЕМЛЕРОЙКА


Повесть

Брат Генка

Часть I. Генка-путешественник


Брат Генка тремя годами был младше Кольки, но рос, каналья, смышлёным и упрямым, как каурая лошадь соседа Ивана, которая с первого раза не трогалась с места и мотала хвостом-метёлкой, подобно старой мельнице, потерявшей способность вращаться из-за капризного ветра. Независимый и озорной характер позволял Генке подолгу находиться на улице, не уступая лидерства, увлекать своей подвижностью и любопытством дворовых ребят.

Дома с родителями и старшим братом Колькой ему было неинтересно и очень скучно. Другое дело — жизнь путешественников, лесных отшельников или морских пиратов, полная неожиданностей и приключений, подобно Робинзону Крузо. Но до такой жизни нужно было дорасти, чтобы освоить все премудрости дальних путешествий и странствий, вкусить всю прелесть нахождения в одиночестве и не испытывать страха перед неожиданностями, подстерегающими в пути. Генке не хотелось ждать столь далёкого будущего. Ему казалось, что время путешествий для него приспело.

— Пойдём во двор! — выпалил неожиданно Генка своему брату и, не дождавшись ответа, выскочил на улицу.

«Пошёл искать приключения! Путешественник!» — подумал про себя Колька, оставаясь лежать на кровати, перелистывая потёртую книжку «Приключения Чиполлино».

Кольке не хотелось в этот жаркий день слоняться по двору. Полуденное солнце, забравшись в зенит, нещадно палило, обжигая своими лучами щербатые доски крыльца, железную бочку, наполненную до краёв прозрачной дождевой водой, стекавшей с крыши, поломанный самодельный самокат на стальных подшипниках, отказавшийся катиться перед самым началом вчерашней грозы и пролежавший всю ночь в одиночестве под проливным дождём.

Водяное зеркало в бочке ненадолго привлекло внимание Генки отражением ярких лучей солнца, проплывающих белоснежных облаков — словно ледяные айсберги в безмолвном бескрайнем океане. Пройдясь босиком по луже, сделав несколько оборотов вокруг бочки с водой, обкатив себя и лежащий самокат пригоршней воды, почерпнутой из бочки, Генка побрёл в сторону одинокой черёмухи с обвисшими, ещё не вызревшими, бурыми по цвету ягодами. Стайка Воробьёв, беззаботно шнырявших среди веток, вспорхнула и с шумом, словно сорвавшийся с крыши ветер, прошуршав крыльями над головой, расселась вдоль забора, наблюдая за Генкой.

«Зритель на местах, можно начинать представление!» — подумал Генка и ловко, словно акробат заезжего цирка шапито, вскарабкался на дерево.

Растянутая между веток ажурная паутина, подобная кружевной салфетке на комоде со слониками в доме, облепила Генкину голову, лицо и вызвала панику у лохматого паука, любовно вязавшего кружева паутины и готовившего снасть для ловли случайных насекомых, пытавшихся найти прохладу на ветках черёмухи. От такой неожиданной встречи, запутавшись в паутине, Генка чуть не потерял равновесие и под шумный воробьиный гвалт разместившихся на заборе Воробьёв поспешил прервать неудачный цирковой номер и покинуть черёмуху, облюбованную неприятным и коварным пауком.

Спрыгнув с дерева, Генка очутился с другой стороны черёмухи, поросшей густыми зарослями крапивы и лопухов, которые ему предстояло преодолеть. Сорвав огромный лист репейника, Генка, прикрываясь от лучей палящего солнца, водрузил его над головой и, вообразив себя индейцем племени тумба-юмба, стал медленно пробираться вдоль забора сквозь густые заросли.

Неожиданно заросли разомкнулись, и Генка оказался на краю заброшенной глубокой ямы, выкопанной когда-то под хозяйственные нужды. На дне ямы Генка увидел блеск солнечных лучей от скопившейся дождевой воды — словно бриллиантовая россыпь, сокрытая пиратами. Он не успел ещё оценить представшее открытие на дне ямы, как подмокший от дождя край берега обвалился, увлекая за собой индейца с лопухом на голове на самое дно.

Приземление было плавным и мягким на ком обвалившейся земли, он едва коснулся края лужи, образовавшейся на дне ямы. Зонтик из лопуха, прикрывавший голову Генки, слетел и мирно плавал, раскачиваясь от волны, вызванной падением Генки.

Любопытный шустрик-воробей, удивлённый внезапным исчезновением индейца, отделившись от своей стаи, уселся на ветку у края ямы, разбираясь с возникшей ситуацией, объявил тревогу: громко зачирикал, призывая на помощь своих собратьев.