Земля и море - страница 44

Встречать Алексиса на станцию приехал старый Ян.

— Ну, как дома, все в порядке? — спросил Алексис.

— Да, все так же, — ответил работник. — Ведь вы недолго были в отъезде.

— Ты прав. Возможно, в следующий раз я задержусь подольше… — усмехнулся Алексис. Он совсем не походил на убитого горем человека. Взяв вожжи, Алексис беспрестанно погонял лошадь. После полудня они уже въезжали во двор Эзериешей.

Захватив приготовленный Рудите узелок с поминальными гостинцами, Алексис сразу направился в комнату. Аустра с отцом еще не обедали, и он угодил прямо к столу.

— Мы не ждали, что ты приедешь с первым поездом, — сказала Аустра.

— А незачем там было задерживаться, — беззаботно ответил Алексис. — Нам теперь много дел предстоит.

Он был до неприличия весел, если принять во внимание, что человек только что вернулся с похорон отца.

— Можно подумать, что ты получил большое наследство, — улыбнулась Аустра.

— А если оно так и есть на самом деле? — ответил он.

Больше они эту тему не затрагивали. Эзериетис заговорил о старом Томасе, сожалея, что им не суждено было еще раз встретиться.

— Славный был человек — бодрый, неунывающий. Мы бы с ним поладили. На рождество бы опять встретились, поболтали, выпили по кружке пива, а теперь уж не придется.

— Что делает Рудите? — поинтересовалась Аустра.

— Пока хозяйничает одна.

— Значит, ты думаешь, что скоро она будет не одна?

— Определенно, — Алексису хотелось выложить свой план, но, взглянув на Эзериетиса, решил поговорить с Аустрой наедине.

Рассказал о похоронах, о том, как ехал. Когда Эзериетис заговорил о домашних делах, Алексис слушал его с рассеянным видом, не задав ни одного вопроса. Эти дела его уже не интересовали.

— Посуду помоешь потом, — шепнул Алексис жене. — Пойдем к себе в комнату. Мне что-то нужно тебе сказать.

— Я позову Зете, чтобы убрала со стола, — сказала Аустра. — Иди, я сейчас приду.

Алексис смотрел уже на все глазами путешественника, доживающего в гостинице последние минуты: осталось лишь уплатить по счету, и можно уйти. Усадив вошедшую в комнату Аустру на диван рядом с собой, он начал без всякой подготовки:

— Милый дружочек, настал долгожданный момент. Теперь мы это сделаем.

— Что именно? — недоумевала Аустра.

— Мы распрощаемся с Эзериешами и переедем жить в поселок Песчаный. Да, Аустра, нам ничего другого не остается. Только потому я и спешил скорее сюда. Пока соберемся, пройдет неделя, а то и больше, а Мартынов день нам надо отпраздновать уже там.

Аустре показалось, что взорвалась бомба. Если бы Алексис в своей безудержной радости не забыл о состоянии Аустры, он, безусловно, был бы осмотрительнее. Но у него кружилась голова при мысли, что большая перемена в его жизни уже на пороге. Он был слеп и наивен в этой эгоистической радости — перестал понимать самые простые вещи.

— Уехать?! Алекси, да ты в уме? — простонала Аустра, пытаясь освободиться из его объятий. — Зачем нам туда ехать? Ты же знаешь, как я не хочу этого.

— Это необходимо, милая, и мы обязательно поедем.

— Но почему?

— Потому, что в Зандавах не стало хозяина. Я единственный Зандав, оставшийся после смерти отца. Братья ведь не вернутся из Африки и Америки — значит, я должен взять хозяйство в свои руки. Понимаешь, это мое право и… долг наконец! — Последнее слово он почти выкрикнул. Радостный подъем, столкнувшийся с несправедливым, по мнению Алексиса, отпором со стороны Аустры, вылился в яростное негодование; голос его стал суровым, тон — не терпящим возражения, как у взрослого, которому надоели глупые капризы ребенка.

— Не пытайся, пожалуйста, меня отговаривать, это не поможет. Я решил, и мы так сделаем.

— Алекси… — прошептала она в отчаянии. — Ты говоришь: долг. Разве что-нибудь пострадает от того, что ты останешься здесь? В Зандавах будет вести хозяйство твоя сестра с мужем. Там без тебя обойдутся, а здесь ты необходим.

— Нет! — Он вскочил с дивана и нервно заходил по комнате. — Не говори об этом. Я не желаю слышать.

— О боже, боже… — всхлипывала Аустра. — Что теперь скажет отец?..

— Пусть говорит, что хочет. Я не желаю быть жертвой его недомыслия. Что это за человек, у которого только один ребенок? Почему он не позаботился о том, чтобы у него, кроме погибшего на войне, был еще сын? Почему я обязан томиться здесь и задыхаться, расплачиваясь за его ошибку?