Земля Кузнецкая - страница 12

Быстро дошел до своего дома, но тут заметил свет в окнах маркшейдера Хомякова и постучался к нему. Соседи чаевничали. У них были гости — районный инженер Нефедов и племянница хозяйки Оленька Позднякова.

Маркшейдер отложил в сторону, газету, вздернул очки на загорелый узкий лоб и пригласил к столу.

— Вот, извольте-ка, с вареньем… — пододвинул он граненую синюю вазочку. — Собственноручное Марии Дмитриевны..

Рогов и сам не понимал, что его привлекало в супружеской чете Хомяковых. Старики жили тихо и незаметно. Маркшейдер увлекался международной политикой, часто целыми часами рассуждая по самому, казалось бы, незначительному поводу. Жена его, Мария Дмитриевна, слушая пространные речи мужа, обыкновенно во всем соглашалась с ним и шумно вздыхала.

Инженера Нефедова Рогов застал здесь впервые. Это был человек страстной приверженности к своему делу, стремительный, запальчивый в речах, когда защищал в чем-нибудь «свой район», «свой план», «свои бригады». Немного грузноватый, коротконогий, он день и ночь носился по шахте, что-то разыскивая, устраивая, перемещая. На лице его постоянно можно было видеть и радость, и удивление, и тревогу, словно он только что совершил потрясающее открытие и не знает, куда с этим деться. Рогов с ним часто встречался, но разговора по душам до сих пор не случалось.

Оленька Позднякова — стенографистка местной газеты — всегда имела в запасе самые свежие, самые разнообразные новости, но на изложение их у нее обыкновенно недоставало терпения и последовательности, от этого новости выглядели немного встрепанно. Вот и сегодня, за каких-нибудь пять минут Оленька успела сообщить об итогах сессии Генеральной Ассамблеи, о том, что Украина успешно заканчивает уборку хлебов, что на экраны вышел новый фильм, что железная дорога Барнаул — Сталинск — Абакан будет проложена в десяти километрах от рудника, что мотористка девятой шахты Есаулова родила тройню, что редактор городской газеты заболел гриппом, а господин Черчилль разразился очередной антисоветской речью.

Выпалив все это одним духом, Оленька с не меньшим вдохновением принялась жевать домашний коржик, а Герасим Петрович пустился в пространные рассуждения по поводу новостей племянницы. Нефедов улыбался, заложив руки за спинку стула, прижав подбородок к плечу, словно разглядывал что-то диковинное.

Рогов обыкновенно ограничивался скупыми замечаниями, но сегодня была какая-то внутренняя потребность выговориться. Едва маркшейдер коснулся поведения англо-американских союзников на Генеральной Ассамблее, как он прервал его, сказав, что наших советских дипломатов нужно поддерживать в их нелегкой борьбе настоящими большими делами.

— Совершенно правильно! — быстро согласился Хомяков. — За нашими дипломатами двухсотмиллионный народ!

— Во-во! — почему-то обрадовался Нефедов.

— Я говорю не вообще о народе, а о руднике! — Глухо перебил Рогов и положил на край стола крупные кулаки. — Я говорю даже не о руднике, а о нас, о том, как мы работаем и как должны работать… Скажите откровенно, Герасим Петрович, неужели вы не видите, как неважно действуют даже те шахты, которые выполняют план?

— О! О! — воскликнул Хомяков, словно в испуге. — Я знаю, Павел Гордеевич, что мы неважно работаем! У меня у самого иной раз кулаки чешутся — так повоевать хочется. Только я не знаю, против чего воевать!

— Против рутины! — почти выкрикнул Рогов, от чего хозяйка вздрогнула, а Оленька удивленно посмотрела на гневное лицо гостя.

— Во-во! — снова обрадовался Нефедов и необычайно быстро, как-то всем телом, повернулся к Рогову.

— Рутина — это не конкретно, — уже спокойно заметил Хомяков.

Рогов отодвинул стул и крупным шагом прошелся по комнате.

— Разве так можно дальше? — спросил он и рубанул ладонью. — Нельзя! Все это время я доискивался причин: почему производительность труда на шахтах растет так медленно и даже кое-где падает…

— Надо бы с шахтерами посоветоваться, — вставил Герасим Петрович.

Рогов остановился, развел руками.

— Так я же советовался! Понимаете? С десятками людей переговорил. Они-то меня и натолкнули на выводы, которые теперь не дают спать.