Земля Кузнецкая - страница 45
…Налегке уходил Михаил на соседний рудник — чемоданчик в одной руке, связка книг в другой.
В школе ФЗО ему предложили учиться на машиниста шахтных установок. Он отказался, попросившись на уголь.
— Ну что ж, можно будет и на уголь, — согласился директор. — Парень ты сильный, а механизмы всё равно изучать придется, без этого сейчас в шахте делать нечего.
Черепанов так именно и рассудил. Во-первых, силенок занимать действительно не придется, во-вторых, забойщик — все же главная фигура в шахте, в-третьих, было еще одно обстоятельство, о котором он не мог, ничего сказать директору.
А заключалось это обстоятельство в том, что в первый же день по прибытии в школу ФЗО Черепанов встретился, к своему удивлению, с Севастьяном Емельяновым.
Севастьян, па месяц раньше Черепанова, поступил учиться в группу забойщиков. Увиделись они в тот момент, когда Емельянов, как нарочно, стоял в самой небрежной позе у доски почета, на которой красовался его собственный портрет.
Один другого опередил на месяц. Один отличник, а другой еще нет. К тому времени от мальчишеского соперничества у них ничего не осталось, на смену ему пришел молодой, порывистый задор.
— Если жить, так чтоб дух захватывало! — любил теперь повторять Емельянов.
Михаил взволновался, ему нужно было наверстывать. А тут еще отец из-под города Бреслау запрашивал: «Как дела, сынок?»
Курс обучения они закончили одновременно и тогда впервые обстоятельно побеседовали.
— На днях разговаривал с одним инженером, — важно сказал Емельянов. — Тут знаешь какие перспективы?
— А ты на какую шахту?
— А ты?
— На «Капитальную».
— А я пока решил на десятой поработать.
— И правильно, — согласился Черепанов.
— А что?
— Как что? На одной-то нам, пожалуй, тесновато будет.
Молча согласившись с этим и поглаживая двумя пальцами воображаемые усы, Емельянов вскользь заметил, что подумывает жениться, не сейчас, конечно, а так через годик, полтора…
— Опасно, наобум-то… — усомнился Михаил.
— А я подумаю. Меня ведь не припекает.
— Ну, если подумаешь… — Черепанов снисходительно оглядел товарища.
А через какой-нибудь год после этого разговора произошла совершенно удивительная встреча. Михаил застал Емельянова на рынке за странным занятием. Подняв над головой детскую ванночку, тот рассматривал на солнце ее днище.
Черепанов расхохотался.
— Ты куда плыть, что ли, налаживаешься в этой посудине?
Севастьян испуганно оглянулся и покраснел.
— Тут, понимаешь, какое дело… — он стукнул твердым ногтем в дно ванночки. — Шахтоуправление отгрохало мне индивидуальный домик…
— Что же ты в этом тереме делать будешь? — снова удивился Черепанов, с любопытством разглядывая окончательно повзрослевшего, раздавшегося в плечах приятеля.
— Ну как что? — усмехнулся тот. — Жить, конечно… Жду сына, понимаешь, вот и посудина пригодится. — Повернувшись, он крикнул в рыночную толпу: — Катя!
Подошла Катя. Когда-то, одновременно с молодыми забойщиками, она училась в школе ФЗО на отделении мотористов. Черепанов отметил про себя, что ее круглое смугловатое личико подурнело: над бровями, на верхней губе и на подбородке проступили темные пятна.
— Здравствуйте, Миша, — сказала Катя и смущенно улыбнулась.
Так по крайней мере показалось Черепанову.
Всю дорогу до общежития он презрительно хмыкал:
— Ха, ванночки покупают!
И тут же твердо решил, что Савоська мало выиграл, обогнав его в таком деле, как женитьба. Это было от Черепанова где-то еще за тридевять земель.
Но, странное дело, после этой встречи общежитие показалось Михаилу почему-то неустроенным, неуютным. Черепанов раздраженно обошел Митеньку, который, ползая на четвереньках, прямо на некрашеном полу углем вычерчивал что-то хитроумное, в то время как четверо остальных бригадников сидели вокруг на корточках и глубокомысленно кивали после каждого восклицания товарища. Речь шла, очевидно, все о той же системе разработки угля, которую Митенька изобретал вот уже второй месяц и которая, по мнению автора, должна была произвести революцию в горной технике.
— Понятно? — строго спрашивает изобретатель. — Целики эти убираем, и что получается? Отсюда даванет, отсюда тоже, а с этого конца — знай бери, знай гони порожняк!