Земля Кузнецкая - страница 62

стр.

От многолюдья Митенька растерялся. Шагнул было к столу, но, встретившись взглядом с Роговым, остановился, стащил с головы порыжевшую каску, пригладил светлые скатавшиеся волосы.

— У меня совещание, — сказал Рогов.

— Я, Павел Гордеевич, тоже на это… на совещание..

Митенька попятился к стулу и, чтобы не запачкать его обивку, присел на самый краешек.

В глазах Бондарчука вспыхнули задорные искорки, когда он поглядел на забойщика, потом на начальника шахты.

— Тогда рассказывай! — сказал Рогов.

— Меня инструмент послали заправлять. — Митенька встал. — Кайлушки послали заправлять…

— Дальше.

— Не тяни! — Хмельченко нетерпеливо крякнул и поглядел на присутствующих, словно сам был виноват в нескладной речи парня.

— Не тяну, — забойщик сглотнул какое-то слово. — Заглядываю туда, а там дирочка, вот этакая! — он развел руками, показывая, какая именно была «дирочка». — Я туда… Что такое, вчера не было, а нынче образовалась!.. Нырнул. Так и есть…

— Постой, постой! — Рогов и Бондарчук разом встали.

Кто-то из шахтеров потянул Митеньку к столу. Все вдруг заговорили в один голос. Рогов поднял руку.

— Тише, товарищи! — и к Митеньке: — А теперь снова, по порядку.

Митенька облизнул пересохшие от волнения губы и стал снова по порядку рассказывать о своем случайном открытии.

Через полчаса Хмельченко, Вощин и Некрасов вместе с Роговым и Митенькой были у старого шурфа Спасательные работы были немедленно же организованы на этом новом участке.

К концу вторых суток Дубинцев совсем потерял счет времени и только по тому, как постепенно убывали силы, по тому, как движения делались все медленнее, понимал — прошло много времени. Жалко, что потерял в самом начале несколько часов на какой-то дурацкий сон. Да и сон ли это был? Неизвестно. Некогда в таких пустяках разбираться. Если бы у него спросили, трудно ли ему приходится, он, пожалуй, не нашел бы что ответить. Что такое трудно, когда он бьется за возможность жить, ходить по земле, быть вместе со всеми, чувствовать, что необходим людям!

Дубинцев приучил себя работать в кромешной тьме, зажигая лампу только на короткое время, чтобы осмотреться.

Кроме решимости пробиться к свету, к жизни, у него ничего не было. Была решимость, и были руки.

Он приспособил обломок стойки, чтобы разрыхлять слежавшуюся в завале породу. Пробивался вверх, по еле приметной струе воздуха. Несколько раз сбивался с этой невидимой воздушной тропки, но снова находил ее. Очень долго бился, пока обходил сторонкой «ножку» — небольшой угольный целичок. Болели ободранные руки, ныло все тело, избитое в темноте об острые углы породных плит, но стоило ему хотя бы на пять минут остановиться, как он почти со стоном вскакивал и опять бросался на завал. Метра два от «ножки» пробивал породу почти легко — в этом месте кровля еще держалась. А потом опять стало хуже. Однажды даже забылся, уткнувшись лицом в больные руки. И сквозь забытье услышал, что совсем рядом кто-то стонет — то коротко, словно вздохнет, то длинно, тоненько. Прислушался — нет, тихо. Но как только закрыл глаза — опять стон… Оказывается, сам и стонал.

Фуфайку и брезентовую тужурку давно уже бросил. Теперь покаялся. Чем больше уставал, тем сильнее мерз — все тело сотрясал острый озноб. Решил спуститься по своему лазу обратно, разыскать одежду. Миновал уже «ножку» и метра через три уперся вдруг в завал, пощупал в темноте — нет хода, засветил лампочку — нет хода! Значит, от лавы тоже отрезало начисто. Посидел, подышал себе за расстегнутый ворот рубашки. Теперь в его распоряжении осталось всего несколько метров извилистой узкой норы и неизвестно сколько метров завала впереди. А руки болят. Голова какая-то неестественно легкая. Все вертится и плывет кругом…

Очевидно, в полубреду Дубинцев дополз в верхнюю часть норы, потому что когда очнулся — лежал головой в узкой щели, а в руках крепко держал обломок стойки.

Головокружение прошло. Что-то в нем словно выпрямилось, окрепло, повзрослело — он теперь уже не бросался безрассудно вперед, не ударялся грудью в завал. Нет! Спокойствие охватило его. В спокойствии этом было все, чему научил Дубинцева короткий жизненный опыт, чему научила его великая партия: бороться! Рассчитывать! Знать!