Земля любви, земля надежды. По праву любви. - страница 12
— А при чём тут Мартино? — не понял Фарина. — к Маурисиу он не имеет никакого отношения.
— Это вам так кажется, а я знаю, что Мартино убил именно Маурисиу, — запальчиво заявила Катэрина. — И если он вздумает отнять у меня сына, я скажу сеньору следователю, где спрятано ружьё.
— Постой! Постой! — Фарина разом протрезвел. — Ну-ка, расскажи мне всё, что знаешь.
— Я знаю, что Маурисиу скрыл от следователя своё ружьё, из которого стреляет с детства. Знаю, что во сне он бормочет страшные вещи и обещает убить всякого, кто приблизится к доне Франсиске.
— А дона Франсиска тоже считает, что Мартино убил её сын? — поинтересовался Фарина.
— Понятия не имею, что она считает, — раздражённо отозвалась Катэрина, — только сына она, разумеется, выдавать не станет, и ружьё они прятали вместе.
— Ладно, спасибо за сведения, — задумчиво сказал Фарина. — Я сам разберусь, в чём там дело.
Он не слишком поверил Катэрине. В запальчивости недоброжелательства женщины могут навыдумывать всякого и при этом даже не сомневаются, что говорят чистую правду. Зато Фарина понял теперь опасения Франсиски: она всерьёз боялась за его жизнь. Но ему не раз приходилось рисковать своей жизнью, и соперники у него были посерьёзнее. Опасность всегда горячила ему кровь. Он любил опасность и всегда шёл ей навстречу. А Маурисиу он не боялся, поскольку был уверен, что тот спрятал ружьё из малодушия. Таких щенков напугать ничего не стоит — прикрикнуть на них как следует, и дело с концом.
На другой день на фазенду Винченцо явился Маурисиу и потребовал вернуть ему сына, ни словом не упоминая о Катэрине, словно её и на свете не было.
Констанцию требования Маурисиу поразили до крайности. Она прожила долгую жизнь, повидала всякое и знала, что для мужчины всегда важнее женщина, нежели ребёнок.
— А я тебе говорила, мама, что он ненормальный, — тут же вставила своё слово Катэрина. — Я для него не существую. Он всюду видит только свою дорогую мамочку! Теперь ты убедилась, что я не зря от него ушла?
— Ты должна была здорово изголодаться, дочка, если не просто ушла, а ушла к другому, — отозвалась со вздохом Констанция. — Но имей в виду, что голод — плохой советчик.
— Мама, Зекинью — хороший парень, но я сама ещё ничего не решила, — ответила Катэрина.
Констанция вынуждена была признать, что дочь говорит правду: Зекинью ходил вокруг неё, как кот вокруг сметаны, а она только шутила и смеялась в ответ. И ночевала рядом со своим малышом, и на свидания тайком не бегала.
— Что у нас будет с Зекинью дальше, я не знаю, но к Маурисиу я больше не вернусь. Он сумасшедший, я боюсь его! — всхлипнула Катэрина и пулей вылетела из кухни, услышав громкую брань Маурисиу. Он сыпал во всеуслышание отборными итальянскими ругательствами. Откуда только успел набраться?
Констанция вновь тяжело вздохнула. Сколько они с отцом убеждали дочку, чтобы не садилась не в свою телегу. Сумасшедший или нормальный, но барский сынок не был ей парой, вот оно и проявилось, двух лет не прожили, а уже опротивели друг другу. Может, Зекинью ей и, в самом деле, ровня? Может, сладится у них что-нибудь?
Маурисиу продолжал бушевать и, войдя на кухню, настаивал, чтобы ему вернули сына. Катэрина убежала к себе наверх и не показывалась. Вправлять мозги Маурисиу взялся Фарина. Его аргументы прозвучали особенно убедительно, когда за его спиной появились Зангон, Зекинью и Форро.
Маурисиу злобно ощерился и пошёл на попятную.
— Я ещё вернусь, и тогда посмотрим, чья возьмёт, — пообещал он, вскакивая на коня и пуская его галопом.
Троица смотрела ему вслед.
— Мы не зря поспешили вам на помощь, — сказал Зангон. — Мы знаем, что этот молодой сеньор сейчас на всё способен. За доной Катэриной нужно присматривать в оба, сеньор Маурисиу очень опасен, особенно если вооружён.
— Спасибо, ребята, за добрые намерения, — улыбнулся Фарина. — Но, если правду сказать, нам нужны не столько охранники, сколько рабочие руки. Если вы сейчас свободны, у нас найдётся для вас работа.
Ребята охотно согласились пожить на фазенде Винченцо. В имении Франсиски они давно себя чувствовали не у дел.
Маурисиу вернулся домой вне себя от ярости и первым делом принялся выкидывать пожитки троих работников, которые позволили себе так дерзко против него выступить.