Земля Мишки Дёмина. Крайняя точка - страница 20

— В двадцать одно играешь?

В двадцать одно Мишка не играл.

— Жаль. Тогда в простого дурака. Играем на папиросы. Кто выиграет, забирает весь банк. Ставка — пачка «Беломора». У кого папирос нет — монеты. А в очко мы тебя играть научим, — пообещал Мишке Олег, — Роман должен подойти. Поглядишь, как будем играть, поднатореешь. Наука несложная.

Олег перетасовал карты, протянул Мишке снять, быстро и умело роздал. Кешка и Олег положили на кровать по пачке «Беломора», Семен — деньги.

— У меня только рубль, — смущенно признался Мишка.

— Ладно, ставь рубль. На первый раз разрешается.

В простого дурака Мишка играл хорошо и выиграл.

Олег придвинул к нему папиросы и деньги:

— Твои. Повезло.

Выиграл Мишка и второй раз; стал обладателем четырех пачек папирос и четырех рублей. Даже вспотел от такой невероятной удачи. А у Семена и у Кешки испортилось настроение.

— В дурака неинтересно. В очко — другое дело, — промямлил Кешка.

Стукнула калитка. Олег проворно накрыл карты, папиросы и деньги подушкой. Но тревога оказалась напрасной: пришел семиклассник Ромка Бычков.

— Выигрыш бери и следи за нами, — сказал Олег. — Пусть отрубят мне голову, если через пару дней не научу тебя играть.

Мишка рассовал по карманам папиросы и деньги, приготовился обучаться новой игре. Неожиданная удача раздразнила его.

Игра в двадцать одно была сложней, чем предполагал Мишка. Из колоды брали прикуп. Метал кто-нибудь один. У Кешки осталось только две пачки «Беломора», поэтому на кон договорились ставить по десять папирос.

— Давай темную.

— Семнадцать, — открывает карты Кешка.

— Девочки! Мои, — говорит Олег и подвигает к себе груду папирос.

Играя в карты, Олег становился непохожим на себя. Лицо напряжено, в желтых глазах холодные, острые огоньки. При удаче Олег смеется, и тогда глаза иные — масляные и немного нахальные. Впрочем, подобные перемены заметил Мишка и в других игроках.

В соседней комнате закричал ребенок. Он кричал все громче, пронзительней, до рези в ушах.

— Уж этот мне Васятка! — не отрываясь от карт, раздраженно проворчал Олег. — Сходи, Михаил, побрякай ему.

Мишка прошел в спальню родителей Олега, к деревянной кроватке, в которой брыкался и вопил ребенок.

У Мишки был опыт успокаивать ребятишек.

— Васятка, Васятка, цы-цы-цы! — зачмокал он. — Агу, агу, агу! Что ты орешь, дурачок?

Но не так-то просто поддавался на уговоры Васятка. Мишка долго бился с ним и не заметил, как в дом вошли.

— А где Олег, где хозяйка?

Мишка вздрогнул и обернулся. Позади него стоял завгар Ручкин — широкоплечий, с красным лицом, с толстой, кирпичного цвета шеей, в черном полушубке, в черных чесанках с галошами.

— Ваша жена ушла в магазин. А Олег… Они занимаются, — вывернулся Мишка и покраснел.

Ручкин ощупал его тяжелым, недоверчивым взглядом.

— Гм… Вечно кавардак какой-то! Раздевайтесь, проходите…

Завгар прошел на кухню, за ним — Сергеев и трое шоферов. Шоферы вынули из карманов полушубков бутылки и поставили на стол. Кухонная дверь захлопнулась.

— Олег, сбегай за матерью! — громко крикнул Ручкин. — И хватит целым взводом в доме околачиваться.

Школьников словно ветром вынесло из дома завгара.

— Не вовремя закатился батька, — говорил по дороге Олег, сокрушенно почесывая затылок. — Ничего не попишешь, такой обычай: вчера была получка. В понедельник доиграем.

Роман Бычков был весел. Кешка Ривлин и Семен Деньга хмурились: они проигрались. Мишке обижаться не приходилось: ему повезло. Только неловко было перед Семеном. Когда они остались одни, Мишка полез в карман.

— Я тебе, Семка, отдам деньги.

— Брось, — хмуро отмахнулся тот. — Другой раз отыграюсь. Все одно на мотор мне не наскрести. Открою копилку.

Была у Семена заветная мечта — купить подвесной мотор к лодке. Второй год он складывал в большую банку из-под монпансье мелочь, которая ему перепадала от родных. Скупился, во всем себе отказывал.

— Копилку не открывай. А то не видать тебе мотора, — сказал Мишка.

Семен промолчал.

Воскресенье пало тишиной на поселок Апрельский. Ни гудения автомашин, ни рокота тракторов, ни тарахтения лебедок, ни колючего треска электрических сучкорезок. Непривычной была эта тишина. Непривычно людными и праздничными выглядели улицы поселка. Никто никуда не торопился. Мужчины в суконных шубах с каракулевыми воротниками — спокойные и невозмутимые, женщины и девушки, принаряженные, в цветастых платках, в белых фетровых валенках или в белых бурках — веселые и шумливые рядом со своими мужьями и женихами.