Земля незнаемая. Зори лютые - страница 45
На второй день за утренней трапезой Гюрята обронил как бы невзначай:
— Варяга знатного побили. — И покосился на сидевшего сбоку Прова.
А тот что не слышит, знай гоняет серебряную ложку ото рта к чаше и обратно.
— Гм! — хмыкнул Гюрята и замолчал.
Пров же немедленно левую руку под стол сунул, не доведи до беды увидеть отцу, как распухла она.
Долгими вечерами Феодосий обучал Кузьму греческому и латинскому языкам. «Познав сие, — говорил он, — ты прикоснёшься к истории многих народов».
Кузьма ученик понятливый, и чужая азбука ему не в тягость. Сам того не заметил, как читать и писать научился.
Иногда Феодосий вспоминал свою далёкую родину. Прикроет глазки, высохшие руки на колени положит и рассказывает Кузьме про горы и синь моря, высокие кипарисы и сладкие финики, про страну, где никогда не бывает метелей и люди не знают тёплых шуб.
Ровно горит берёзовая лучина, плавно течёт речь монаха, дивной сказкой видится Кузьме Греческая земля. Ночами снились ему города с мраморными дворцами, огромными деревьями, верхушки которых упирались в чистое, без единого облака, небо, и мудрыми людьми, похожими на Феодосия. В одну из ночей приснилась ему ожога и отец, но стоит их изба не на краю болота, а в чужом краю. Заговорил Кузьма с отцом, а тот отвечает ему по-гречески, да так складно, Кузьма даже хотел спросить его, откуда научился он иноземной речи, да не успел, пробудился…
Кто знает, сколько бы проучился Кузьма в школе, если бы не заявившийся к ним как-то на урок князь Ярослав. Монах встретил князя, засуетился, почёт ему выказывает. Тот же сказал: «Ты, отче, веди урок, а я послушаю, кто к чему прилежание имеет», — и присел на скамью напротив Кузьмы. Долго слушал школяров, довольна покачивал головой, потом спросил:
— Кто из отроков, отче, боле всех к грамоте припадает?
Феодосий ответил не раздумывая:
— Козьма, князь, хоть и мене других в школе, но зело разумен, — и указал на Кузьму. Тот зарделся, вскочил.
— Похвалы достойно, — одобрил Ярослав, — что к наукам нет в тебе лени. Обучи его, отче, ибо надобен мне писец и книжник разумный, перекладывать книги из языка греческого на славянский.
— О, князь, — перебил Ярослава монах, — Козьма не токмо по-гречески разумеет и писать обучен, но и язык древних латинян превзошёл.
— В таком разе пошли его ко мне, отче, погляжу, к чему он способен. — И уже к Кузьме: — Жду тя, отрок, завтра пополудни.
Из Ладоги явились в Новгород охотные люди с великой обидой. Варяги ярла Рангвальда у вольных людей скору с половины забирают, а кто им Воспротивится, всё отнимут да озорства ради искупают в Волхове. Истинное глумление над русским людом. Новгородские выборные — тысяцкий Гюрята и кончанские старосты высказали жалобу князю Ярославу. Тот посулил унять варягов, но не успели охотные люди воротиться в Ладогу, как оттуда нагрянул Ярославов приказчик с новой вестью: викинги напали ночью на княжескую ладью с мехами, перегрузили на свой дракар пушнину и покинули Ладогу, оставив там лишь ярла Рангвальда и с ним десяток свевов. Ярл Рангвальд к тому грабежу не причастен, но викингов задержать не мог. Слух есть, что они пристали в низовьях Волхова. Ярослав озлился, послал в Ладогу воеводу с малой дружиной, чтоб наказать варягов, но пока Добрыня добирался, викинги уже снялись с якоря и ушли в озеро Нево. Обогнув деревянную церквушку, Пров наткнулся на толпу мужиков. Окружив детину в кожаном кафтане, они говорили разом. Пров любопытства ради протиснулся вперёд. Детина — борода лохматая, глаза с прищуром, хитрые, то и знай по мужикам шастают. А те спорят, одни говорят «завтра», другие «повременим». Детине, видимо, надоела их ругань, прикрикнул: — Неча судачить, завтра тронемся, чего время терять.
Заметив Прова, кивнул:
— А ты что ж, тоже к ватаге пристать желаешь?
Догадался Пров, артель ушкуйников сбилась, а детина за атамана у них.
— Коли желание такое есть, приходи, как заутреню зазвонят, на пристань, там наши ушкуи стоят. Возьмём и тебя с собой. Пойдём к лопарям счастья искать.
У Прова ответ готов, сам о том мечтал. Куда как надоело Феодосиево наставление слушать.