Земля обетованная - страница 44

Посеревшие от усталости Мэри и Дуглас добрались до своего коттеджа еще позже. Охмелевший Дуглас слонялся из дома в дом, временами у него прорезалась членораздельная речь, и тогда он говорил то страстно, то напыщенно, то доверительно — но всегда кратко. Мэри не роптала и не пыталась уговаривать его ехать домой. По дороге он крепко уснул, сообщив ей предварительно:

— А знаешь ли ты, что Теннисон задумал свой «Меч короля Артура» на берегу озера Бассенуэйт — всего в двух милях от нас… Подумать только! Этот каменный шпиль, торчащий из гладкой поверхности озера! Почему пробережья столь символичны. Прошу прощенья! Пробережья… прошу… я узнал об этом в Голливуде. Теннисон! Голливуд! — Он пробормотал во сне еще несколько бессвязных фраз. Мэри сидела за рулем, докуривая последнюю сигарету, посматривая на серый краешек неба, который, расширяясь, отодвигал кверху темноту. Она опять уступила, и снова уступит, но решение ее было твердо. Если семья Дугласу не нужна, если он не собирается остепениться и упрочить свое положение настолько, чтобы дать ей возможность посвящать больше времени Джону и другим детям, которые еще могут появиться на свет, она уйдет от него.

Он привалился к ее плечу. Волосы у него были грязные и дурно пахли. Он дышал тяжело, по-стариковски, и был очень бледен от усталости и выпитого вина. Видимо, он считает, что в этом мире уж как-нибудь не пропадет, что с божьей помощью бросит пить, что вернется к нормальной жизни и все будет как прежде. В его помятом лице она не находила ничего, что могло бы тронуть ее, тем более пробудить нежность. Даже его беспомощность раздражала ее; это вечное потворство своим желаниям! Да, необходимо решить раз и навсегда. Она выкинула окурок в окно и довольно резко подтолкнула плечом его голову.

— Приехали, — сказала она. — Вылезай.

Было все еще темно. Наступало утро первого дня нового года.

Старый Джон ни минуты не спал. А когда не спишь, время идет медленно-медленно. Эта ночь тянулась бесконечно.

Бесполезные большие ноги ныли и горели, а самому ему было холодно, несмотря на все пледы. Он слышал, как к нему приезжали и уезжали и даже чуть было не окликнул Джозефа — тот бы понял, — только к тому времени он уже принял окончательное решение. Он понимал, что теперь его обязательно отвезут в приют для инвалидов или в больницу, и не хотел, чтобы всю эту суету разводили среди ночи. Лучше уж он подождет.

В том, как он, не смыкая глаз, прислушивался к себе, было что-то от ночного дежурства у постели больного.

вот только кому и зачем оно было нужно? Что ждало его впереди? Следующего нового года ему уже не встретить, это ясно. Лето он еще, может, протянет, да и то вряд ли. Может, еще одну весну? Хорошо бы увидеть в последний раз приход весны. Только много ли увидишь с больничной койки? Хотелось бы взглянуть на новорожденных ягнят — больше всего, пожалуй, ему хотелось бы увидеть ягнят, ну и распускающиеся листья и цветы тоже, конечно. Его первая жена, умершая давным-давно, и вторая, которая ушла из жизни всего пять лет назад, — обе очень любили цветы. Их лица путались у него в памяти: выражение одной, черты другой. Путались в воображении дети и их дети, друзья, миссис Фелл со своими тортиками, дарившимися от чистого сердца. Хорошо бы объехать все места, где он когда-то работал: посмотреть поля, которые он пахал, копал, за которые болел душой. Взглянуть бы на них разочек. Больше ничего и не надо.

А что, собственно, ещё? Пока тянулась эта невыносимо длинная ночь, старик не раз пытался дать себе ответ на вопрос, ставший теперь неотложным. Зачем все это, зачем была дана ему жизнь? Будет ли у него еще жизнь, еще проба, еще рождение? Вряд ли. Нет, этого не будет. Но даже при всем при этом не может же жизнь быть совсем бессмысленной, а? Иначе зачем же все это? Он крепко сжал зубы, чтобы не дать себе расплакаться, от обиды, когда, не в силах сдержаться, пустил в кровать. Наконец за окном забрезжил рассвет. Им придется взламывать дверь… хотя нет, у смотрителя есть запасной ключ. Как хорошо было бы закрыть глаза вот сейчас, сию минуту, поскольку это все равно конец. Но это не дано. Еще машина проехала мимо. Ватага ребятишек на велосипедах промчалась, отчаянно трезвоня. Теперь уж его скоро найдут.