Земля по экватору - страница 5
— Вы еще совсем мальчик, — тихо сказала она. — Я ведь у него вторая жена, а Витька — от первой. Он мне четырехлетним достался. И прав у меня на него никаких. Я бы ушла, но как его оставишь — вот в чем дело-то…
Саблин смотрел на женщину, не отрываясь. Так вот почему она сразу показалась ему такой молодой? И сколько же, стало быть, доброты в ней, если терпит все это ради Витьки и если Витька называет ее мамой!
— Ну ладно! — с угрозой сказал Саблин. — Разберемся еще! — И спохватился: — А мы с вами даже не знакомы. Сержант Саблин. Ну, а звать меня так же, как и вашего… сына. Виктор.
— Ирина, — впервые за все время улыбнулась женщина.
Крылова судили.
Суда над ним потребовала вся застава, когда Саблин, вернувшись, рассказал, как было дело. На суде Саблин выступал свидетелем, и как Крылов ни хныкал, ни изворачивался, дали ему два года исправительно-трудовых работ. Кроме того, Крылова лишили прав отцовства; Ирина усыновила Витьку официально. Единственное, о чем жалел Саблин, это о том, что на суде не было учительницы Нины Федоровны; быть может, кое-что и дошло бы до нее тогда.
Когда милиционер выводил Крылова из зала суда, тот остановился и слезливо спросил жену:
— Ждать будешь? Передачку там или еще что-нибудь…
— Нет, — ответила она, отворачиваясь. — Не надейся. Хватит.
Крылов ушел, опустив плечи и волоча ноги, будто на него навалили тяжелые мешки…
Потом Саблин и Ирина вышли на улицу.
— Ирина, — тихо сказал Саблин, — можно я к вам иногда заходить буду, а? Витька опять же по всем предметам хромает…
Он солгал и покраснел. Конечно, в первую очередь ему хотелось видеть Ирину. А Витька… Он ждал его возле заставы в тот день. Подошел, взял за руку и, заглядывая снизу вверх в глаза, спросил:
— Ты сегодня никуда не поедешь?
— Поеду.
— Военная тайна?
— Нет. В совхоз.
— А я?
— И ты.
— Может, еще обогнем землю по экватору? — глядя куда-то в сторону, с надеждой спросил Витька…
Я не видел на заставе Виктора Саблина, и всю эту историю мне рассказал капитан Герасимов. Потом он полез в ящик стола, достал пачку писем, порылся в ней и вытащил листок бумаги, исписанный крупным, четким почерком.
— Вот, — сказал мне капитан. — Последнее. Прочитайте.
«Дорогой товарищ Герасимов! — прочитал я. — Привет Вам большой от всего моего семейства: Иры, Витьки и, конечно, от меня самого! Приехали в Красноярск, устроились неплохо, — правда, в одной комнате пока. Я работаю на строительстве, заложили улицу Пограничную. Нашего брата здесь несколько тысяч. Я, конечно, на самосвале. Получил совсем новенькую машину и набегал уже тысячу двести километров. Иринка работает в столовой. Витька принес на днях первую в своей жизни пятерку. Каждый день он прибегает из школы ко мне, на стройку, лезет в мой самосвал и смотрит на спидометр: скоро ли батька обогнет землю по экватору?»
К письму была прикреплена фотография: трое счастливых людей глядели на меня, словно приглашая порадоваться их самому обыкновенному счастью…
Замполит Званцев и его друзья
Есть люди, при встрече с которыми начинаешь удивленно понимать, как мало ты видел и как слабо разбираешься в человеческих душах. Быть может, поэтому я могу слушать Степана Григорьевича Званцева часами. Но мы встречаемся с ним редко, урывками, наспех, поэтому я, наверно, так плохо еще знаю этого человека.
Он шутит: «Вот уйду в отставку, тогда…» Но это будет еще не скоро. Замполиту немногим более сорока. Он среднего роста, у него чуб, как у казака, чуть приплюснутый, некрасивый нос, но совершенно ослепительная улыбка.
Но не это главное, разумеется. Главное — у него множество друзей, и, мне кажется, любой человек, только раз встретившись с замполитом Званцевым, как бы прикипает к нему душой. Я не исключение в этом смысле. И написать о нем я задумал давно, сразу же после нашей первой встречи.
В тот день, покосившись на мой блокнот, Званцев спросил:
— Вы хотите каких-нибудь особенных историй? Таковых со мной не случалось. А с людьми мне приходилось встречаться действительно с особенными. Вот одна история. Назовите ее, как хотите, а я бы назвал ее так:
Два Степана
Новичков на базу привел мичман Жадов.