Земля русская - страница 27
В грибную пору, когда на прибрежных кручах лимонно-оранжевым огнем возьмутся березы и рябины, а в борах высыплет рубиновая брусника и тонкая паутина серебряной пряжей заткет орешник, — в такую пору кажется, что течет река сквозь яркое полымя.
Вода в Поломети редкой чистоты. На перекатах каждый камешек виден, столетние сосны прямо с обрывов пьют корнями хрустальную воду. А на лугах ивы и ольхи так низко склонились к реке, что совсем спрятали ее от глаз человека, — тут самые соловьиные места.
На одном из таких мест, в самом истоке реки, стоит небольшая деревенька Крестовая. Довелось мне там бывать.
В ту пору в Валдае секретарем райкома партии работал Яков Федотович Павлов, известный всей стране сержант Павлов, герой Сталинградской битвы. В беседе я спросил у него:
— Где ваша родина, Яков Федотович?
— Здесь, на Валдае. В Крестовой родился.
— Часто там бываете?
— Не очень. Все как-то не случается. А надо бы…
Тогда мы и собрались. Было это поздним августом под воскресенье. Юрка, девятилетний сын Якова Федотовича, с нами увязался.
А надо сказать, лето в тот год выдалось дождливое. Редкий день простоит без дождя. Выправлялись — на небо поглядывали: низкое, глухое, но вроде бы не грозит скоро пролиться. Однако ошиблись, сразу за городом редкие капли застучали по брезентовому тенту машины.
— Ну вот, — вздохнул шофер, — давно его не было. Как бы не застрять…
А дороги на Валдае и без того каверзные. Едешь, едешь — ровно, гладко, хоть песни пой, и вдруг — бух в пучину по самые ступицы! Приглядишься — ключ из-под сопки бьет, а подпочвенный слой — глина, вот и вязель, да такая, что не вдруг и объедешь.
В одном месте, где крутая сопка прижала дорогу к самой Поломети, мы застряли. Подергался, подергался наш газик и встал. Вылезли Мы с Яковом Федотовичем и давай толкать. Воды за голенища набрали, в грязи перемазались, но все-таки вытолкали. Сели в машину, отдышаться не можем, а Юрка посмеивается:
— Кажется, вы покупались маленько?
Хитрец! Мы в грязи тужились — он молчком сидел. Съехидничал, когда выбрались, видит, теперь мы добрые.
Скоро в сосновый бор въехали. Стемнело. Шофер фары включил. Широкий белый луч лег на желтые сосны, на яркую бруснику у самой дороги. Яков Федотович попросил остановиться.
Вылезли из машины, за брусникой нагнулись, кинули в рот по горсти холодных кисло-сладких ягод. Пахло лесной прелью и грибами. Невдалеке на перекате Полометь позванивала. Дождь утих, только капли с деревьев падали, и шел от них по лесу таинственный шорох.
— Памятное место, — проговорил Яков Федотович. — Сюда мы перед призывом в армию приходили. Есть местный обычай: парни, уходя на службу, завязывают узлом ветки молодых березок. Ты службу несешь, а дома мать или невеста на твое деревце посматривают: цел узел — значит, жив-здоров солдат. Наверно, с далекой рекрутчины так повелось, когда писем не умели писать.
— Чудной ты, папка, — засмеялся Юрка. — Взрослый, а в сказки веришь.
— Сказка сказке рознь, — ответил отец. — За такую сказку, сынок, умирали…
Яков Федотович погрустнел. Юрка супил белесые бровки, силился понять отцовы слова. Я знал, отчего грустнеют солдаты, и молчал…
Крестовая встретила нас редкими огнями. Машина остановилась у тесового, почерневшего от дождя дома. На шум мотора кто-то вышел на крыльцо.
— Яша, никак ты? Как сердце чуяло…
Это Василий, брат Якова Федотовича.
— Здравствуй, братенек. Поздние гости — лишние хлопоты.
— Ну полно, какие там хлопоты. Да вы же мокрые! Скорее идите в избу. Юрок, ты замерз, поди.
— Не, дядя Вася, не замерз. За шиворот маленько накапало.
В избе с нас сняли мокрые сапоги, дали сухие валенки с печки. Самовар наставили. Мы городские гостинцы выложили. Сидим, разговор неспешный ведем: торопиться некуда, впереди ночь, успеем и услышать новости и выложить свои. На стене ходики постукивают. Кот трется о ноги, к одному подойдет, помурлычет, к другому — выгнет спину, хвост свечкой поставит, — видно, рад гостям.
Напились чаю, сели к окну покурить. Раму распахнули, чтоб дым вытягивало. Ночь теплая. С садов тянет яблоками, укропом, мокрой крапивой. У кого-то на краю деревни желтым пятном светится окно. В темноте огонь кажется далеким и таинственным.