Земля Жар-птицы. Краса былой России - страница 24

В царских палатах, на полках, были расставлены религиозные книги в роскошных переплетах. На женской половине одним из украшений служили ларцы для драгоценностей, покрытые резьбой, эмалями и цветными каменьями. В них хранились ожерелья, браслеты, алмазные серьги и, отдельно, туалетные принадлежности: зеркала, гребни деревянные и слоновой кости, кисточки, румяна и белила — в особых горшочках. Женщины часами причесывались и прихорашивались. Побывавший в Москве в шестнадцатом веке священник писал: «Они удивительно хороши собой — высокие, статные, с большими темными глазами. У них замечательно красивые руки. Но, к сожалению, они раскрашивают себя в самые разные цвета — не только лица, но и глаза, шеи, руки. Они используют красную, белую, синюю, черную или иную темную краску, причем кладут ее столь густо и странно, что это заметно с первого взгляда. Чтобы казаться еще краше, они чернят себе зубы ртутной пастой и даже открыли секрет, как можно темнить белки глаз».

Что касается ароматических веществ, то мускус и амбру не слишком высоко ценили при русском дворе — царь предпочитал запах корицы, которую привозили с Востока.

Придворные дамы подолгу отдыхали, спали, ели жирную пищу, чтобы приобрести приятную округлость форм, что тогда ценилось как идеал красоты. Синонимом слова «тонкая» является слово «худая», что означает также «плохая». Иван Грозный однажды с презрением отверг женщину, заявив, что она слишком тощая, а он терпеть не мог женской худобы. Сэмюэл Коллинз, темпераментный англичанин, бывший личным врачом царя Алексея Михайловича, сообщает: «Они находят, что красота женщин заключена в их полноте… Худая женщина считается нездоровой, поэтому худощавые дамы для того, чтобы пополнеть, предаются всякого рода эпикурейству и целыми днями лежат в постели, попивая русское бренди (водку. — Ред.), что прекрасно способствует полноте, затем засыпают, и, проснувшись, снова пьют».

Царице и ее боярышням запрещалось показываться на людях. Если они заболевали, врачи-мужчины посещали их в затемненных комнатах и ставили диагноз, прощупывая пульс на запястье руки, покрытой тонкой кисеей.

Целая сеть потайных переходов связывала церкви, монастыри и дворцы Кремля. Царица выходила в дворцовые покои только в сумерках. Когда она шла по переходам, по обеим сторонам ее пути расставлялись ширмы или служанки держали длинные полотнища ткани, чтобы скрыть государыню от посторонних глаз. Если ей выпадал случай выехать в карете, то ее сопровождал целый эскорт слуг. Окна экипажа затягивали пленкой из бычьего пузыря, так что царица видела все, что происходило снаружи, но ее не мог увидеть никто.

Долгие дни проходили в бесконечных церковных службах или за рукоделием. Целая анфилада комнат «светлиц» отводилась вышивальщицам: так зародилась особая школа искусства вышивки. Церковное лицевое шитье, вышивки на облачениях и на всей храмовой утвари исполнялись с высочайшим мастерством и совершенством. Созданные при помощи нити и иглы, эти шедевры поражают нас и по сей день.

Чтобы развеять скуку заточения в тереме, при царице, среди высокорожденных боярынь, бывших ее, дамами в услужении», находились миловидные девушки-простолюдинки, которых государыня звала «мои сестрицы». Приводили женщин-шутов, карлов и карлиц, скоморохов, эфиопов. Молоденьких калмычек с раскосыми глазами и плоскими носами сменяли слепые старцы, монотонно певшие сказания и былины или рассказывавшие «повести» о влюбленных царевичах, о колдунах и добрых волшебниках. В скрытых от посторонних глаз дворцовых садах для боярышень были устроены качели. Им дозволялось незаметно наблюдать за царскими пирами через зарешеченные оконца вверху палат. На масленицу, на Москве-реке устраивались игрища и единоборства. Через прорези в ставнях на окнах Теремного дворца царица с подружками следили за тем, как мужики выходили с рогатиной на медведя. Иногда на льду реки травили собаками белого медведя.

Уединенная жизнь в тереме изредка нарушалась многолюдными пиршествами, на которых в честь особо знатных гостей появлялась царица, а в доме князя — его жена, княгиня. В самом пышном наряде государыня грациозно спускалась к гостям со своей половины, держа в руке золотой кубок. Сама она лишь касалась края губами, а каждому гостю предлагалось сделать глоток.