Землю - кентаврам! - страница 2
— Надеюсь, я не доставил беспокойства? Неотложные дела задержали меня на Протубероне-7… - так называется одна из планет Мухлифайна, на которой расположен филиал Департамента кадастра и поверхностных отношений Земной Федерации.
Не рассказывать же им, что я самонадеянно решил срезать путь на третьем перегоне под HIP62012 и попал в бродячий кометный поток. Лишь позже я узнал от команды встречного транспорта, что там никто, кроме землян, не пытается срезать.
— …Но вот я здесь! Прекрасный мир, я буду рад выполнять здесь свою миссию по приватизации недвижимого имущества населением, и готов сейчас же приступить к подготовке кадастровой реформы на благо вашего народа.
— О, наш мир действительно прекрасен! — подхватил министр со свойственными кентавридам пафосом и напыщенностью, точь-в-точь как было отмечено в ознакомительных материалах дела, составленного предыдущими специалистами. — Я вижу, человек в совершенстве владеет нашим языком.
— Да, я изучил ваш основной язык, фонетику и прочитал некоторые литературные произведения, очень увлекательно, так что нам не понадобится транспикер[5], - под «изучением» я подразумевал два часа гипнотического курса во время сна в адаптационной капсуле… но, немного лести в дипломатических целях не помешает. — Знание вашего языка, традиций и искусства поможет мне в работе.
— Мы польщены! — лицо кентаврида прониклось дружелюбной теплотой, остальные тоже смотрели с умилением, — но работа подождет, гостю надо отдохнуть после полета. Отличный аппарат! — воскликнул он, обернувшись к моему шестисотому.
Я растаял и невольно расплылся в улыбке.
— Подарок отца за отличное окончание академии! — признался я и обернулся к своей гордости.
Улыбка тут же стерлась с моего лица: корпус «Урала», присевшего на правый бок, был изрезан и иссечен безобразными рубцами. Это было для меня полной неожиданностью, так как после маневра в кометном потоке я не видел космокар снаружи. Выглядел он жалко. Неделя ремонта, как минимум. Хорошо, что отец далеко.
— С какими же трудностями тебе приходится сталкиваться на просторах Галактики, Иван! — с уважением произнес Гуйявальг.
— Да, работа у меня сложная, — согласился я с досадой в голосе, — но важная, так что иногда приходится идти на небольшие жертвы.
Вообще-то меня зовут не Иван, а Геннадий. Говорят, Иваном звали космического путешественника, которому раньше всех из землян довелось ступить на планету кентавридов, еще до прибытия сюда этнического инженера, архивариуса, технолога и прочих специалистов с Земли. С другой стороны, практика показала, что кентавридам проще произносить имя Иван, а если уж в точности передавать артикуляцию, то «иваа…» с невнятно-исчезающим окончанием вместо четкой «н», чем какое-либо другое человеческое имя — тем, конечно, которые вообще могут внятно произнести буквосочетания человеческой речи. Персональные имена зубрят лингвисты и полиглоты в силу своих профессий. Люди тоже склонны к упрощению — лично я, до командировки на эту планету с труднопроизносимым истинным кентавридским названием, наравне с другими людьми грешил в разговоре о кентавридах повсеместно употребляемым «Хирон». Понятно, произносимо и, главное, очень созвучно благодаря древним грекам, а не то что, к примеру, Гуйявальг.
Итак, Геннадий Цветочкин. Отец — доктор внеземной археологии, мать — преподавательница социологии. Родился в лазарете межпланетного челнока рейса Титан-Земля, наверное именно по этой причине я болел дальними космическими путешествиями с детства, которое пролетело в обычных кишиневских яслях по месту прописки моих вечно разъезжающих по командировкам родителей. Моим воспитанием занималась бабушка, родившаяся в год прибытия легендарной «Розы ветров»[6] к Альфе Центавра. Ей также посчастливилось стать свидетельницей ошеломительного явления зимородных переледышей[7] в День Изумления[8] и многих других событий, случившихся на рассвете эпохи освоения человеком межзвездных перелетов, и по вечерам вместо колыбельных перед сном я заслушивался ее рассказами о научных прорывах в сфере гравитоники, образовании Галактического содружества