Зеркало над бездной - страница 2

Да это же Ричард – начальник отдела расследований «Вашингтон Пост» и непосредственный начальник Макса! Письмо пришло с анонимного айпи-адреса и оказалось подписано неким «Х» – это был их код, которым они пользовались лишь в самом крайнем случае.

«Проблемы. Чарльз попал в аварию. Я ухожу. Тебя ищут, исчезай. По решению главного, у нас ты уже не работаешь, так как «пытался опубликовать ложную информацию». С Главным уже беседовали. Найди меня старым методом. Всегда твой Х.»

Ну вот, похоже, началось то, о чем предупреждал Ричард. Нет. Все началось гораздо раньше. Этой весной…

Тогда ему, Максу, сыну российских иммигрантов, приехавшему в шестилетнем возрасте в Америку из Санкт-Петербурга, впоследствии выпускнику Гарварда и бывшему морпеху, к тридцати пяти годам ставшему одним из ведущих журналистов «Поста», привалила очередная удача.

Его коллеги считали большинство сенсационных журналистских расследований Малина просто удачным стечением обстоятельств и того, что Макс всегда оказывался в нужном месте в нужное время. Но мало кто знал, что каждая «бомба» была результатом кропотливой и порой бессмысленной работы, когда, как старатель, перемываешь тонны речного песка – и только на дне сотого или даже тысячного лотка блеснет несколько крупинок долгожданного металла. А потом начинается разработка золотой жилы – осторожно и медленно, перепроверяя каждую мелкую деталь и соединяя то, что на первый взгляд в принципе не должно соединяться.

То, чем занимался Макс, знал полностью – или почти полностью – только его шеф Ричард Бервик – старейший и опытнейший газетчик, работавший в «Посте» еще со времен Уотергейта[1]. Несмотря на разницу в возрасте, они подружились, и холостяк Макс, единственный из всей журналистской команды, частенько приглашался на воскресные семейные обеды Бервиков, проходившие в небольшом особняке в Гловер-Парке.

Но вернемся к апрельской удаче. Ранним утром, когда солнце ломилось в плотно закрытые окна, сберегавшие прохладное гудение кондиционеров, и думалось совсем не о работе, а о чашке кофе и первой сигарете, раздался пронзительный писк редакционного телефона. Мужчина говорил с легким восточным акцентом и, представившись Чарльзом, сообщил, что располагает уникальными документами, которые готов показать при личной встрече.

– Я хочу говорить только с Максом Малиным. Это же вы? Правда?

– Ну, разумеется, если вы мне звоните в редакцию и вас соединяют со мной, – несколько раздраженно ответил Макс, – то, разумеется, вы говорите именно со мною, а не с президентом Трампом.

– У меня есть копия архива, который разыскивают все, – медленно произнес человек, представившийся Чарльзом. – Не могу рассказать по телефону, так как слушают всех, а вас, журналистов, особенно. Не пожалейте получаса времени – и давайте встретимся. Уверен, что вам понравится.

В два сорок пять пополудни Малин сидел в кафе неподалеку от Капитолийского холма и размышлял о шансах на удачу. Его, популярного журналиста, нередко осаждали всевозможные психи с рассказами об инопланетянах и тайном российском супероружии, вживленном каждому американцу в мозг. Особая активность у этой публики наступала аккурат к весеннему обострению. Но не все было так плохо. Иногда «ходоки» действительно приносили такие уникальные документы, видеозаписи и сведения, что от одного только осознания ценности информации холодок обрывался и падал где-то внизу живота. Внутреннее чутье подсказывало Максу, что и в этот раз произойдет то же. Во всяком случае, очень хотелось бы – сенсационных расследований газета не публиковала уже второй месяц.

Ровно в три часа к столику подошел невысокий смуглый мужчина лет пятидесяти. Он производил весьма странное впечатление – строгий костюм не гармонировал с внешностью бедуина, а нарочито правильный английский входил в диссонанс с сильным восточным акцентом.

– Макс, добрый день. Сразу вас узнал, хотя на фото вы выглядите несколько старше. Я Чарльз.

– Привет. Присаживайтесь. Кофе? Воду?

– Спасибо. Кофе, пожалуй. Здесь он лучший в городе.

После того как официант принес заказ, они еще несколько минут просидели молча, смакуя действительно великолепный кофе, который подавали только тут. А потом Чарльз вдруг странно встрепенулся, как будто что-то вспомнив, и быстро заговорил: