Зеркало наших печалей - страница 23

стр.

Луиза онемела. Что за абсурдное предположение, чем она могла шантажировать доктора Тирьона?

– Если вы подадите жалобу, мадам, мы сможем провести расследование и доказать факт лихоимства!

Он повернулся к Луизе.

– А вас приговорят к трехлетнему тюремному заключению и штрафу в сто тысяч франков!

Судья пристукнул ручкой по столу, отметив конец угрожающей тирады.

Луиза потрясенно молчала. Три года тюрьмы! С нее едва сняли одно обвинение – и уже выдвигают другое… Она готова была разрыдаться и вдруг скорее почувствовала, чем увидела движение мадам Тирьон.

Женщина отрицательно покачала головой.

– Заклинаю вас подумать, мадам! Вам нанесли огромный моральный урон. Вы потеряли мужа, человека безупречной репутации, не из тех, кто «ходит по девочкам». Раз он дал мадемуазель денег, значит у него была на то веская причина!

Луиза почувствовала, как напряглась мадам Тирьон. Женщина открыла сумочку, достала платок и промокнула слезы. Лепуатвен определенно не в первый раз уговаривал вдову доктора подать жалобу, не преуспел, но не сдался и все еще надеялся добиться своего.

– Эту непомерную сумму мсье Тирьон изъял из семейного бюджета! Мы можем выяснить причину его поступка и наказать виновную!

Лепуатвен зашелся визгливым смехом. Луиза хотела вмешаться, но присутствие плачущей вдовы не давало ей шевельнуться.

– Возможно, мадемуазель и раньше обирала вашего мужа! Только представьте, как много денег это… существо выкачало из доктора, сколько она отняла у вас!

Приведя столь веский аргумент, судья просветлел лицом.

– Эти деньги вернутся к вам, мадам! Станут частью наследства вашей дочери Анриетты! Но без жалобы не будет расследования и мы не отыщем истину!

Луиза понимала, что обязана вмешаться: нельзя, чтобы они считали ее шантажисткой и воровкой, она не брала никаких денег, конверт так и остался лежать на комоде…

Мадам Тирьон не переставая качала головой, и Лепуатвен взорвался:

– Секретарь! – Он резко махнул рукой, молодой человек вздохнул, взял с полки какой-то предмет и подошел к столу судьи.

– Что скажете на это, мадам Тирьон?!

Он указывал пальцем на кухонный нож, который Луиза перед роковым свиданием взяла с собой, его, должно быть, нашли при обыске. Обычная вещь, снабженная этикеткой с фамилией «Бельмонт» и порядковым номером, теперь выглядела опасно. Подобным ножиком мог бы воспользоваться и убийца.

– Если «девушка» прогуливается с такой штукой в кармане, намерения у нее вряд ли невинные, это вы, надеюсь, понимаете?!

Вопрос был риторическим: постановление о прекращении дела приводило юриста в бешенство, он жаждал наказать эту девку – и не мог!

– Подайте жалобу, мадам!

Лепуатвен схватил нож, как будто и впрямь намеревался пустить его в ход, но пока не решил, кого прикончить – молодую распутницу, ушедшую от ответа, или вдову, чье упрямство не позволяло ему выступить в роли карающего меча Правосудия.

Все было напрасно. Мадам Тирьон хотела покончить с неприятным делом раз и навсегда. Она вскочила и выбежала так стремительно, что застала врасплох и молодого секретаря, и удрученного неудачей судью.

Луиза была спасена. Снова.

Она пошла к двери, ожидая, что в спину ей вот-вот прозвучит властное: «Сядьте, мадемуазель, я вас не отпускал!» Мучитель промолчал. Она покидала Дворец правосудия свободным человеком, но на душе было тяжело из-за встречи с вдовой.

Повернув в аркады, Луиза, к своему удивлению, увидела мадам Тирьон, та стояла у колонны и разговаривала с какой-то женщиной, скорее всего своей дочерью – между ними имелось явное сходство, хотя младшая Тирьон выглядела далеко не так элегантно, как мать. Обе проводили Луизу взглядом, и ей стоило больших усилий не ускорить шаг. Она пересекла эспланаду, сгорая от стыда и глядя в землю.


День или два Луиза бесцельно бродила по комнатам, потом решилась и написала директору школы, что с понедельника приступит к работе, после чего отправилась на кладбище, как поступала всегда, если была в растерянности.

Она подошла к семейной могиле, поменяла воду в вазе и поставила в нее цветы. Эмалевые медальоны с фотографиями отца и матери соседствовали на мраморной доске, но выглядели ее родители людьми разных поколений. Мсье Бельмонт умер в 1916-м, жена пережила его на двадцать три года.