Зеркало перемен. 3. Приносящая надежду - страница 3

– Перестарался, – прокомментировал Милит. – Слишком большую скорость придал, вот стены и разнес. Можно было просто пожар устроить да выкурить их оттуда.

– Зачем? – поднял голову шут. – Чтобы толпа потребовала их немедленной казни? Нет, так к лучшему. Значит, магов-людей больше нет?

– Как не быть? – удивился лекарь. – Они ж не все плохие. Да главное, Дарт учредил школы магии, где ей учат всех способных, без разбору, людей, эльфов.

– Был бы талант, а какие уши, неважно, – хмыкнул Гарвин. – Ну что, успокоилась? А где можно найти Дарта?

– Дарта… Малыш, ну-ка бегом! Здесь Дарт. Наверное, еще здесь, Он уезжать собирался, дел у него сейчас…

– А что ваш король? – поинтересовался Маркус.

– Другой у нас теперь король. Выгнали. А другого выбрали. Хотели Дарта, да где там – отказался. Да что ж я. Ирела! Ирела! Гости у нас.

Когда примерно через час Дарт ворвался, так шарахнув дверью о стену, что она чуть с петель не слетела, Лена испугалась, что он тоже грянется на колени. И правильно испугалась. Он замедлил шаги, встал на одно колено и склонил голову.

– Приветствую тебя, Лена, Приносящая надежду.

– Я не говорил! – вскинул руки Милит.

– Уж если ты есть Приносящая надежду, то все равно кто-нибудь да заметит, – рассудительно сказал Гарвин, но холодные голубые глаза смеялись. Словно он изначально знал, что все пойдет хорошо, настолько хорошо, что даже Дарт не найдет, в чем себя винить. Может, он просто хотел, чтобы Лена действительно научилась не то чтоб отвечать за свои поступки, но хотя бы понимать ответственность? Все равно я его убью, счастливо подумала Лена. Теперь, когда страх с большой буквы заметно уменьшился, она и правда была почти счастлива, и это ощущение ей нравилось. Конечно, кто знает, к чему это приведет через двести лет. Возможно, историки далекого будущего придут к выводу, что ее поступок – форменное преступление. А при другом ходе истории они же могли счесть преступлением ее бездействие.

– Ты жив, Дарт, – только и выговорила она. Эльф прижал ее ладони к лицу. Его голубые глаза были теплыми, как поле незабудок. Он даже выглядел существенно моложе, чем… а сколько же прошло времени?

Полтора года здесь и что-то около года по внутренним часам. Не такая уж и разница. Понятно, почему всадники не обратили на них внимания: за год все успели привыкнуть к тому, что по дорогам могут ходить все – и люди, и эльфы, и собаки. И как все-таки хорошо, что Дарта поддержали именно люди, так что пассивным эльфам уже ничего другого и не оставалось. Такого позора они уже не могли вынести: как это, люди – с нашим, а мы – отдельно?

Здесь они провели немного времени. Лена просто не могла вынести этого почета, переходящего в массовое поклонение. Второе пришествия Христа не вызвало бы такого фурора у его последователей. Все достижения приписывались Лене. Вообще все. И самое досадное, что прежде всего этим увлекался Дарт. Основным мотивом у него было «если б не ты». Маркус и Гарвин посмеивались, Милит считал, что Дарт совершенно прав, особенно насчет Приносящей надежду, а шут недовольно хмурился, потому что он один правильно чувствовал ее настроение.

Дарт все-таки сделал ей подарок, и как раз такой, от которого она отказаться не могла: подвеску диаметром в сантиметр, оправленный с серебро чуть выпуклый черно-серебристый камень с вырезанными на нем язычками пламени. Символ надежды у местных эльфов. Милит весьма ловко прицепил эту подвеску на ее браслет, и получилось весьма даже гармонично. Ага. Наверное, вырезанные на звеньях браслета символы означают надежду у эльфов Трехмирья, особенно если вспомнить ситуацию, при которой Ариана подарила ей эту милую женскую радость. Так, кажется, она сказала.

Празднество в ее честь Лена еще выдержала, но на следующий день малодушно сбежала. Дарт проводил их за город, на прощание позволил себе неслыханную вольность: вместо того чтоб на коленях постоять, поцеловал в щеку.

– Спасибо, Лена. Ты принесла нам мир и согласие. Я эльф и проживу долго. Клянусь тебе поддерживать эти мир и согласие, пока я жив.

– Ты не только эльф, но и маг, так что вернемся лет через триста-четыреста, – пошутил Гарвин, – потому что меньше ты не проживешь… если не пристрелят раньше.