Зеркало перемен. 3. Приносящая надежду - страница 6

Вместе с болью притупилось и восприятие. Лена едва видела Маркуса и Милита, если их не загораживала несчастная морда Гару. Пес лежал рядом с ней и грустно смотрел, нехотя помаргивая. Застонал шут. Ох, как же больно ему…

– Лена? Где Лена? Что с ней?

– Это тебя надо спрашивать, – буркнул Милит, насильно вливая в шута воду из чайника. – Ты чувствуешь ее. Вот и скажи нам, как она.

Шут замолчал. Он не звал ее, наверное, не имел на это сил, просто прислушивался к той части себя, где была она.

– Ей плохо, – наконец выдавил он. – Что с ней?

– Я слишком сильно ее толкнул. Она ударилась головой, – подавленно ответил Маркус. – Ты как, Рош?

– Больно. Очень. Горит…

– Горит, – согласился Милит. – Иссушающий огонь. Если бы она не поглотила большую часть заклинания, тебя бы уже не было. А так… Лицо сильно обожжено, а плечо еще сильнее. Но жить ты точно будешь. И не переживай за лицо, иссушающий огонь не оставляет шрамов. Так что она тебя не бросит. А жаль.

– Что Гарвин?

Милит наклонился, посмотрел.

– Гарвин плохо. Пока без сознания. Но ненадолго.

– Он выживет?

– Нет.

– И ты так спокоен, – тихо сказал Маркус. – Никогда я не пойму эльфов.

– Не поймешь. Он жил долго, теперь пришло время умереть. Что тут особенного?

– Он твой друг. Он любит тебя.

– И я люблю его. Я могу отдать ему свою жизнь. Но она мне не принадлежит теперь. И я не знаю, как это скажется на шуте.

– Я же не об этом, – поморщился Маркус. – Так спокойно вы относитесь к смерти, что мне не по себе.

– Может, мы и живем дольше, что не растрачиваем себя на бессмысленные переживания? Я не могу сказать, как мне жаль, что он умирает. И как он умирает. Но спасти его может только очень хороший целитель. Как мать, например. Для этого нам надо в Тауларм. Но Аиллена не может нас отвести туда. Что остается? Биться головой о ствол дерева? Пойти утопиться в озере?

– Никогда я не пойму эльфов, – повторил Маркус и принялся поить шута. Гару снова полизал Лене щеку. Я не могу увести их отсюда, поэтому Гарвин умрет. Умрет, потому что я не могу помочь.

Время шло странными рывками. Только что был полдень – и солнце уже исчезало за снежными вершинами. Хрипло, со стоном дышал Гарвин, с трудом сдерживал себя шут. Маркус принес еще ведро воды, напоил обоих, пили они жадно, хотя Гарвин глотал с трудом. И уже снова сияют окрашенные рассветом вершины. Снова стонет… нет, это шут. Маркус поит его из кружки. Запах трав. Обезболивающий отвар. А Гарвину нельзя – Милит применял магию.

– Милит…

– Да, Гарвин?

– Дай мне уйти, Милит.

– Хорошо, – после паузы ответил он. Взвился Маркус.

– Уйти? И что, горло ему перережешь?

– У эльфов еще и сердце есть. Даже у него. Я врагу не пожелаю таких мучений, какие он испытывает. А кинжал в сердце – это быстро.

– Милосердный какой! А как Делиена будет на тебя смотреть, когда узнает об этом?

– Откуда она узнает? – пожал плечами Милит. – Умер – и все.

– От меня она узнает. Будь уверен, – с тихой яростью проговорил Маркус. – Нашли выход…

– Если бы ты хотя бы мог представить, что он чувствует, ты бы понял.

– А где хваленая выносливость эльфов?

– Маркус, – очень спокойно сказал вспыльчивый Милит, – он так или иначе умрет. Может быть, стоит дать ему легкую смерть? Я больше не могу продлять его часы. Не умею. Ты можешь?

– Нет, – погрустнел Маркус. Гарвин хрипло хихикнул.

– Не думал, что ты так будешь переживать за меня, человек. Но я действительно умираю. И мне действительно очень… Я могу умереть сейчас – и легко. Или через полдня, но трудно. Что может продлить мне жизнь?

Маркус посмотрел в сторону и вдруг спросил:

– А он не может? Ты ведь некромант.

– Свихнулся? – заорал Милит.

– А мне плевать! – заорал Маркус в ответ. – Если жизнь этой сволочи даст силы Гарвину, так и пусть. Гарвин? Это тебе поможет?

– По…. поможет. Даст, может, день. Может, больше.

– Да что ты делаешь?

– Продляю жизнь твоему родному дядьке!

– Нельзя продлять жизнь такой ценой!

– Да? – взорвался Маркус, и Лене стало страшно даже в ее полуобморочном состоянии. – Отнимать жизнь, значит, можно любой ценой, а продлять – сразу чистоплюйством занимаемся? Не нравится – отвернись. И не мешай.