Жабья котловина - страница 6

— Вороны?

— Почти. Такие вороны, что разорвут тебя за минуту.

— Нет. У меня нет никаких ран, — и тут Виктор припомнил. — Хотя я наступил в таз. Делал кровопускание и потом случайно…

— Недоумок! — взревела Гудрун. — Ты попёрся в лес, перемазавшись в крови! Сейчас их здесь будет целая стая!

— Так я же не знал.

— Быстро за мной!

Женщина побежала. Виктор едва поспевал за ней. Не останавливаясь, она бросала за спину пригоршни сухой травы. Колючие стебельки попадали Виктору в лицо. Вновь раздалось карканье, к нему присоединилось второе и третье. Юноша услышал хлопанье крыльев над головой, совсем рядом. Он бежал, и сердце колотилось бешено. Саквояж бил по ногам, мешал. Все больше прожорливых глоток оглашали лес карканьем. И вот оно уже слилось в сплошной рокот. Что-то острое чиркнуло Виктора по затылку. Кажется, кровь пошла, потекла за шиворот. Гудрун бросала за спину траву полными горстями. Много ли ещё осталось её в сумке?

Виктор бежал, а к горлу уже подкатывала тошнота. Сердцу не хватало места, и лёгкие горели. Задыхаясь, юноша думал, что на инструментах в саквояже осталась кровь. И если эти твари так охотятся за её запахом…

Не останавливаясь, Виктор провёл рукой по затылку, собрал липкую кровь с волос, размазал по саквояжу и швырнул его за спину. «Эх, и достанется же мне от дяди за инструменты!» — подумал юноша. Сзади закипела свара. Треск рвущейся кожи мешался с клацаньем клювов, жаждущих ухватить от неё кусочек.

Птицы передрались за саквояж, отстали немного. В стене деревьев наметились просветы. Виктор из последних сил нёсся вперёд, стараясь не упустить из виду широкую спину женщины. И вот лес кончился, птичий рокот остался за спиной. Возле мостка через ручей Гудрун остановилась и неожиданно хлестнула Виктора пустой сумкой, в которой до этого лежали травы.

— Недоумок! — кричала она. — Ублюдок паршивый!

Гудрун ударила юношу ещё раз, и ещё.

— Вы что делаете?! — задыхался Виктор. — Я вообще-то ранен!

— Ранен он! Да я б тебя убила! Говорила же, что надо одной идти! Говорила! Из-за тебя всё пропало! Иди и скажи Йохану, почему мы не нашли его дочь!

— Вы и до этого детей не находили, — сквозь одышку возразил Виктор.

Гудрун умолкла.

— Ладно, — сказала она, успокоившись. — Теперь уже ничего не изменишь. Пойдём к плотнику.

Йохан всё ещё спал на полу, оглушённый зельем. Ночь подходила к концу, но туман не спешил рассеиваться.

— Не нашли? — тихо спросил возница, поднимаясь из-за стола.

— Нет, — ответила Гудрун.

Виктор мысленно поблагодарил женщину за то, что она не стала рассказывать о причинах постигшей их неудачи. Кровь текла из раны на затылке. Рассечение было глубоким.

— Кто-нибудь может зашить мне рану? — спросил Виктор.

— Само заживёт, — сурово ответила Гудрун.

Юноша не стал спорить. Ему было дурно и стыдно. Мышцы ныли усталостью, в голове гудело, после чесночной настойки начиналась изжога. Ничего у него не вышло. Он всё испортил. Не смог вылечить жену плотника, не смог спасти девочку. Скоро проснётся Йохан, и надо будет как-то смотреть ему в глаза. Паршиво. Виктору хотелось плакать. Он полез в карман за леденцом, но конфеты кончились. Тут где-то стояла полная миска. Юноша подошёл к столу и увидел, что посудина пуста.

— Странно, — пробормотал он. — Здесь было много леденцов.

— Я не брал ничего, — поспешно сообщил возница.

— Что ты сказал? — заинтересовалась Гудрун.

— Эта миска была полна леденцов, а теперь они исчезли куда-то, — пожал плечами Виктор.

Гудрун присела за стол и некоторое время рассматривала посудину. Потом она резко поднялась и сказала юноше:

— Ну-ка, пойдём со мной!

— Куда? Опять в лес? Я ботинок не оттёр до конца! И у меня рана!

— Пойдем быстрее! И свечей возьми побольше!

Виктор поплёлся к выходу. Ему хотелось бы понять, что тут вообще происходит.

— Долго ещё идти? — вздыхал Виктор.

Силы его были на исходе, живот подводило от голода.

— Не очень. До ближних скал. Там старая шахта.

— Какая ещё шахта? Зачем нам туда?

Гудрун отвечала, не сбавляя шага:

— Лет тридцать назад жила в деревне полоумная Хельга. С головой у неё с детства было неладно. Дурой уродилась. Ходила всё, улыбалась да леденцы сосала. И вот забрюхатела она. Люди, как узнали, удивлялись — кто ж на такую позарился? Хельга не говорила, кто отец. А когда подошло время рожать, она пропала. Искали её, искали и нашли в старой шахте. Забралась полоумная в дальний закуток и родила там мальчика, как кошка, на тряпье. Да по дурости своей одними леденцами его кормила. Когда нашли ее, ребёнок уже помер. Насилу отняли у неё тельце, чтобы схоронить. После того лишь неделю Хельга прожила. Вопила всё: где, мол, ребёнок мой? Билась, на стены кидалась, да так и померла. Тогда ещё старые люди говорили, что надо бы её с младенцем в одном гробу схоронить, да малыша откапывать никто не захотел. Я как услышала про леденцы, так и подумала, не Хельга ли неупокоившаяся детей таскает, своего ищет? А раз так, то детишек надо в старой шахте поискать.