Жало белого города - страница 23
Девушка была небольшого роста; коротко, почти по-монашески остриженные каштановые волосы. Невзрачная, маленькая, она принадлежала к тому типу людей, которых никто не замечает, в отличие от псевдомолодчика, который нежно касался ее лица своей ручищей. С виду обоим около двадцати пяти лет; впрочем, им запросто могло быть и двадцать два года, а может, и двадцать семь.
– Что мы имеем, доктор Гевара? – спросил я, подойдя к судмедэксперту и не сводя глаз с лежащих у моих ног юноши и девушки.
– В двух словах: двойное убийство, идентичное вчерашнему. Я переслала на почту вашей коллеге отчет о вскрытии первых двоих погибших. Мы наблюдаем множество сходных черт: похоже, эти двое также умерли от удушья, вызванного укусами пчел в горло. Сюда их перенесли уже мертвыми и уложили в эту позу до наступления трупного окоченения. Умерли менее трех часов назад. Забираю их на вскрытие, любопытно увидеть результаты токсикологической экспертизы. Если прошлой ночью они участвовали в гуляньях, и, возможно, в их организме обнаружатся следы наркотических веществ. Как и в предыдущем случае, кисти рук и ногти целы, хотя я все равно приказала их обследовать. Похоже, они не сопротивлялись, но на шее также имеется след, напоминающий укол. В остальном я не вижу следов насилия, за исключением того, что рот им залепили клейкой лентой, а затем эту ленту сорвали – возможно, перед тем, как убийца перенес их в это помещение и убедился, что оба мертвы. Но у меня есть любопытная находка. Взгляните сюда.
Доктор Гевара протянула прозрачный пластиковый пакет, внутри которого лежала пчела.
– Она потеряла брюшную полость и внутренние органы и, видимо, была одной из тех, кто убил девушку. Я знакома с директором Музея меда в Мургии, выясню у него потом кое-что. Как только все узнаю, вышлю отчет. Эгускилоры, или Carlina acaulis, также подвергну анализу. Мы уже изучили те, что найдены в часовне Старого собора, но определить их происхождение сложно. Это довольно распространенное растение, оно растет на горных склонах, лугах, полянах… Их могли нарвать где угодно, – сказала судмедэксперт, бросив последний взгляд на распростертые тела. – Я вам еще нужна?
– Думаю, нет, – ответила Эстибалис. – Но держи нас в курсе всего, что покажется интересным.
– Так я и сделаю. Всего доброго.
Мы вышли из Дома веревки, когда сотрудники похоронной службы пришли забирать тела. На улице любопытные пешеходы замедляли шаг и, не останавливаясь, бросали беглые взгляды на оперативников, загородивших проход со стороны Кучильерии.
Эстибалис остановилась перекинуться словечком с одной из сотрудниц, и мы с ней простились, жестом договорившись «встретиться внизу». Я спускался по кварталу Сан-Франсиско, где по-прежнему толпились продавцы чеснока, не желавшие покидать свое место, чтобы перекусить, как вдруг со мной поздоровался смуглый тип, степенный и хорошо одетый. Это был Марио, Марио Сантос, правая рука директора «Коррео Виториано» и, пожалуй, один из самых симпатичных журналистов.
Я улыбнулся, мы обменялись рукопожатиями. Да, у меня действительно был друг-журналист. Он был сдержан, а его хроники всегда были отлично написаны. Элегантный в письме, он был так же элегантен и в поведении. Никогда не выходил из себя, пропускал мимо ушей, когда я повышал тон, хотя мог бы выжать из моих реакций всю кровь, вызывая полемику на пресс-конференциях. Пару раз, к большому моему облегчению, он продемонстрировал, что с ним возможен off record[16]. С течением лет я ценил его все больше, и, несмотря на то что он был старше, иногда мы пересекались в центре и пили кофе в «Эль-Прегон» или «4 Асулес», чтобы поболтать обо всем и ни о чем: о последнем матче «Басконии»[17] или работе нового гражданского центра, не слишком вдаваясь в детали нашей личной жизни. Это был свой человек в прессе.
– Как дела, инспектор Айяла?
– Как видишь, Марио. Работа кипит.
– Думаю, что и беспокойства с ней немало.
– Что собираешься публиковать?
С ним можно было говорить прямо, не то что с другими журналистами, с которыми первым делом необходимо прощупать почву. Между нами было что-то вроде мужского договора.