Жар-птица - страница 6
Серый плюхнулся на скамью рядом с царевичем. Пение, если оно и начиналось в его отсутствие, на время, по понятным причинам, прекратилось, и друзья воспользовались недолгим перерывом, чтобы тоже перекусить. Волк выудил из кучи угощений нечто гладкое, продолговатое и коричневое, повертел в руках – и потянулся вернуть на место.
– Что это за ерунда? – осведомился он у Ивана, гадливо обтирая пальцы о куртку.[8]
– Где? – повернулся царевич. – А, это… Это – банан в шоколаде.
– Чего? – подозрительно переспросил Сергий.
– Фрукт такой, в… э… ну, короче, это вкусно. Попробуй. Тебе должно понравиться.
– Фрукт? Это?…
– Пробуй-пробуй! – заулыбался Иванушка. – Или слабо?
– Сам ты – слабо!
Серый с видом патриция над чашей цикуты откусил крошечный кусочек и принялся жевать с видом великомученика.
Проглотил.
Откусил еще.
И еще…
– Надо же! Банан в шоколаде… – блаженная улыбка заняла всё доступное пространство на лице странствующего рыцаря. – Ешеньки-моешеньки!.. Чтоб я так жил! Банан – в шоколаде!.. А ну, давай еще, – и он с решительным видом принялся ворошить ближнюю к нему груду деликатесов.
Внезапно все вокруг умолкли. Это Гарри взял лютню.
– Ну-с, начнем, – полупьяно поблескивая раскосыми зелеными глазами, молвил он, и все разом загомонили, стараясь перекричать друг друга:
– «Ты мой родник»!
– «Я выпью вина»!
– «Маятник»!
– «Рыцаря и менестреля»!
– «Шарманщика», Гарри, «Шарманщика»!
Пухлые губы минисингера удовлетворенно покривились.
– Все споем, не спешите, наше время впереди. Но начать я хочу с песни, которую сегодня бы посвятил моим друзьям, принцу Джону и сэру Вульфу.
И в полной тишине поплыли первые аккорды.
Когда певец закончил, царевич рыдал – то ли от счастья, то ли от полноты чувств, то ли от выпитого вина.
– Сергий, ты понимаешь, это – гениально! Он – гений! Гений!.. – только и повторял он.
А тем временем Гарри вновь ударил по струнам.
Музыканты стали перебирать струны своих инструментов, и их голоса бархатной нитью вплетались в песню гариной лютни. Девушки, закрыв глаза и покачиваясь в экстазе, безмолвно шевелили губами, повторяя слова, навечно врезанные в скрижали их душ огненными буквами истинной любви. Иван, раскрыв рот, вытянул шею по направлению к минисингеру и забыл дышать. Даже Серый перестал жевать и склонил по-собачьи голову набок, серьезно вслушиваясь в колдовские звуки баллады. Гениально или пошло – он в этом мало разбирался. Знал он одно – совершенно неожиданно ему понравилось.
Песни и разговоры продолжались далеко за полночь. Когда гости расходились по домам, гостевым комнатам и просто тюфякам на полу, часы на городской башне пробили четыре. Царевич и Волк неровным шагом, в обнимку прошествовали в свою комнату. Серый в отуманенном усталостью и вином мозгу лелеял перспективу поспать завтра[9] подольше.[10] В широко раскрытых же очах Иванушки горела одна, но пламенная страсть – увидеть завтра[11] в два часа дня своими глазами настоящий рыцарский турнир, о котором весьма опрометчиво, по мнению Серого, в недобрый час брякнул Санчес. Победитель турнира получит в супруги прекрасную Валькирию – единственную дочь короля.
– Ну-ну, посмотрим, чья возьмет, – грозно бормотал Волк, заваливаясь на свою кровать за картонной перегородкой, хотя в глубине души что-то маленькое, гнусно хихикающее, подсказывало ему, чья же все-таки возьмет.
Злой, не выспавшийся Серый вот уже полчаса пытался найти в толпе разряженных зевак Ивана. Санчеса и Гарри они потеряли почти сразу, оттертые беспорядочно двигавшимися горожанами, солдатами, минисингерами и продавцами сосисок, пирожков и бананов в шоколаде. Потом они купили Иванушке зеленую бархатную тунику и оранжевую атласную рубашку – отчасти потому, что такие же были на рисунке на странице четыреста восемь «Приключений Лукоморских витязей» на королевиче Елисее, побеждающем на турнире в Шленниберге Безумного Кабальеро. Но главным образом потому, что Серому надоело, что на его друга