Жара и пыль - страница 8

В тот вечер Дуглас застал Оливию не в слезах скуки и утомления, как обычно, а в таком возбуждении, что на секунду испугался, нет ли у нее температуры. Он положил руку ей на лоб: индийских лихорадок он повидал немало. Она засмеялась. Когда она рассказала ему о своих гостях, Дуглас заколебался, но, увидев, как она весела и довольна, решил, что ничего страшного в этом нет. Она так одинока, и было любезно со стороны Наваба ее навестить.

Спустя несколько дней из дворца пришло еще одно официальное приглашение, на этот раз им обоим. К нему была приложена милая записка, в которой говорилось, что, если они пожелают осчастливить Наваба своим присутствием, он, конечно, пришлет за ними автомобиль. Дуглас был озадачен и сказал, что Кроуфорды, как обычно, отвезут их на своей машине. «О боже, дорогой, — нетерпеливо сказала Оливия, — не думаешь же ты, что их тоже пригласили». Дуглас посмотрел на нее в изумлении, каждый раз, когда ему случалось вот так изумляться, его глаза чуть выкатывались из орбит и он начинал заикаться.

Позже, когда стало ясно, что Кроуфордов и в самом деле не пригласили, ему стало не по себе. Он сомневался, что они с Оливией вправе принять приглашение. Но она настаивала, она была полна решимости. Она говорила, что ей не так уж весело здесь — поверь мне, дорогой — и что ей не хотелось бы упускать возможность немного развлечься, раз подвернулся случай. Дуглас прикусил язык, он знал, что Оливия была права, но его смущала необходимость выбора. Он думал, что ехать неприлично, и пытался объяснить это Оливии, но она его словно не слышала. Они спорили, приводя аргументы за и против. Оливия даже встала с утра пораньше, чтобы продолжить разговор. Она вышла вместе с ним из дома, где уже стоял его конюх, придерживая лошадь. «Ну, пожалуйста, Дуглас», — сказала она, глядя на него снизу, когда он был уже в седле. Он не ответил, так как ничего не мог обещать, хотя ему очень хотелось. Он смотрел, как она повернулась и пошла обратно в дом, в кимоно, такая хрупкая и несчастная. «Я просто зверь», — думал он весь день. Но позже отправил Навабу записку, в которой с сожалением отклонил приглашение.

28 февраля. Один из старых британских домов на Гражданских линиях, в отличие от остальных, отдан не под муниципальные конторы, а под место отдыха для путешественников. Убирал и открывал им дом специально для этого нанятый древний сторож. Однако должность эта ему не по душе — он предпочитает проводить время как душе угодно. Когда посетитель дает о себе знать, смотритель требует предъявить официальное разрешение, а если такового не имеется, считает, что обязанности его исчерпаны, и, шаркая, удаляется в свою уютную хижину.

Вчера у этого дома я увидела довольно странную троицу. Поскольку сторож отказался отпереть дверь, им пришлось расположиться со всеми своими вещами на веранде. То были молодой человек и его подружка, оба англичане, и еще один парень, тоже англичанин (говоривший с тягучим акцентом одного из центральных графств), но ни за что не желавший в этом признаваться. Он заявил, что отказался от своей индивидуальности. Отказался он также и от своей одежды: на нем не было ничего, кроме оранжевого балахона, которые носят индийские аскеты. Голову он начисто выбрил, оставив лишь пучок волос на макушке, как индусы. Хотя от мира он отрекся, его не меньше других рассердил отказ сторожа их впустить. Больше всех негодовала девушка, и не только из-за сторожа, но вообще из-за всех людей в Индии. Она сказала, что они все грязные и лживые. У нее было миловидное, открытое английское лицо, но, когда она произнесла эти слова, оно стало неприветливым и жестким, и я подумала, что чем дольше она пробудет в Индии, тем жестче будет делаться ее лицо.

— Зачем вы приехали сюда? — спросила я.

— Чтобы обрести мир, — мрачно засмеялась она. — Пока все, что я обрела, это дизентерия.

А ее молодой человек добавил:

— Здесь только это и можно найти.

Затем оба принялись перечислять свои несчастья. В храме Амритсара у них украли часы; по пути в Кашмир их облапошил человек, обещавший недорогую баржу и смывшийся после первого же взноса; там же в Кашмире его подруга заболела дизентерией, возможно амебной; в Дели их опять надули: какой-то напористый торговец пообещал обменять их деньги по очень высокому курсу и исчез вместе с ними через заднюю дверь кафе, где они условились встретиться; в Фатехпур-Сикри к девушке пристала компания молодых сикхов; у молодого человека обчистили карманы на поезде в Гоа; в Гоа он ввязался в драку с каким-то сумасшедшим датчанином, вооруженным бритвой, и, вдобавок ко всему, молодой человек подцепил что-то вроде желтухи (началась эпидемия), а девушка — стригущий лишай.