Жаркое прикосновение - страница 2

Фиона положила руку на плечо Остина и слегка сжала.

— Парни с холодными ногами, вы тоже можете звонить Фионе, если, конечно, пожелаете найти женщину, которая сумеет согреть вам ноги, — сказал он, переходя на скороговорку. — Наши телефонные линии ждут вас. Наберите номер 91-95-55-77-92. Фиона найдет подходящего партнера для любого из наших слушателей.

На щите коммутатора сразу же загорелась лампочка.

— Вот и первый звонок на линии, — сказал Остин, с довольным видом улыбнувшись Фионе.

Сняв руку с его плеча, Фиона взяла микрофон и закрыла глаза.

— Вы дозвонились до Фионы, — глубоким грудным голосом сказала она.

Когда утихли раскаты грома, Адриенна Белью услышала приятные звуки саксофона, долетавшие до ее спальни. Она прекратила выкладывать вещи из чемодана и прислушалась к тактам чарующей мелодии. Казалось, неизвестные ей самой, глубоко скрытые в ее душе струны отзываются на звуки мелодии, и она тихо вздохнула, когда музыка смолкла.

Дождь полил как из ведра, и теперь Адриенна слышала единственный звук — тяжелое постукивание дождевых капель по карнизу. Она вынула мягкие теплые леггинсы, закрыла пустой чемодан и обвела взглядом комнату.

Как хорошо снова оказаться дома! От обоев в розовых цветочках до складок занавесей на окне все было точно таким, как до ее отъезда из дома. Было время, когда обстановка комнаты раздражала ее отсутствием единого стиля. Но не теперь.

Ей было уже двадцать пять лет, но она до сих пор не забыла свои любимые мягкие игрушки, занимавшие почти весь диванчик у окна. Это воспоминание действовало успокаивающе.

Она ожидала, что старый дом в стиле Тюдоров со стенами, поросшими плющом, в котором она выросла, с годами изменился. Но ее мать сохранила его точно таким, каким он был до смерти отца много лет назад.

Марсель Белью знала, что именно в неизменности дома ее дочь найдет утешение. И Адриенна вынуждена была признать, что мать оказалась права. Дом для нее был настоящим убежищем.

Медленно раздеваясь, она наслаждалась уютом и чувством полной безопасности, что царили в доме. Это чувство, пусть несколько иллюзорное, сохранилось с детства, и она прятала его глубоко в душе.

Адриенна надела брюки и фланелевую рубашку цвета лаванды, доходившую почти до колен. Хотя рубашка была старенькая и вся в пятнах от краски, но этот наряд был самым удобным и очень подходил к ее настроению в этот вечер.

Теперь единственное, чего ей недоставало, так это хорошего обеда. Но надеяться на скорое утоление чувства голода было бесполезно. Кармен всегда подавала обед ровно в семь часов. Старая кухарка придерживалась строго установленного порядка, как и мать. Адриенна с детства сопротивлялась рамкам режима, с наслаждением позволяя каждому дню следовать своим неповторимым чередом. Но со временем она изменилась. Вынуждена была измениться.

Она остановилась у открытой двери спальни матери. Радио продолжало работать, но в приемнике слышался такой треск, словно он вот-вот выйдет из строя.

— Тебе следовало бы приобрести приемник получше, — сказала она, входя в комнату и вдыхая знакомый аромат роз.

— Это, должно быть, помехи из-за грозы, — сказала Марсель, приподнимаясь с подушек.

Адриенна взяла худую, холеную наманикюренную руку матери, отметив про себя, что лак на ногтях ярко-красного цвета. Еще одна маленькая деталь, которая с годами не изменилась, и это придавало ощущение надежности.

— Посиди со мной, — попросила Марсель, и ее серые глаза часто замигали. — Я хочу, чтобы ты послушала это. — Она перевела взгляд на старенький радиоприемник, стоявший на прикроватной тумбочке.

Адриенна услышала женский голос, звучавший отчетливо, несмотря на помехи, которые перемежали почти каждое слово.

«— Она не для вас, — сказал женский голос.

— Но я встречаюсь с ней уже три года, — послышался ответ.

— Вы никогда не подойдете ей, потому что глубоко в душе знаете, что не можете дать ей того, чего она хочет».

Адриенна подрегулировала ручку настройки.

— Что это за передача? — спросила она, присаживаясь на край кровати.

— «Форум Фионы». Ее называют медиумом века, — пояснила Марсель, наклоняясь вперед и позволяя дочери поправить подушки. — Клянусь, ты ничуть не хуже ее.