Жду. Люблю. Целую - страница 33
— Трижды, — холодно бросила Кларисса.
Не добавив больше ничего, молодая девушка направилась к русскому грузовику, перед которым уже собралась очередь. Мариетта думала о тех, кто предпочел бы умереть, нежели встретиться с кошмаром. Она совсем не удивилась, когда узнала, что Гитлер умер вовсе не геройской смертью во главе своих солдат, как бы этого хотелось некоторым, а совершил самоубийство вместе со своей любовницей Евой Браун. Можно ли представить фюрера пленником злейших врагов? Может быть, тогда его отправили бы в Москву, где выставляли бы напоказ в качестве трофея? Она не удивилась тому, что одна из наиболее почитаемых ею женщин, Магда Геббельс, которая часто бывала у них дома, тоже решила разделить судьбу мужа, но содрогнулась от ужаса, когда узнала, что, прежде чем убить себя, Магда отравила своих шестерых детей цианидом. Малыши частенько играли в парке на их вилле в Грюнвальде. Она вспоминала их смех, как они играли в пятнашки между деревьями. Значит, первая дама Третьего рейха пошла на убийство собственных детей? Маленькой Хайде не было и пяти лет. Русские нашли их вытянувшиеся тела в белых ночных рубашках на кроватях. У девочек в волосы были вплетены банты. Окажись она на месте Магды, смогла бы она убить Акселя?
— Фрау Айзеншахт!
Она услышала запах вареных картофелин, которые Кларисса держала на ладонях.
— Извините, но у меня нет никакой посуды для них.
Мариетта фон Пассау представила, как она сядет на мостовую здесь, на берлинской улице, и будет есть руками картошку. «Что ж, надо выжить любой ценой, — подумала она. — Жить, несмотря на весь этот ужас и унижение». Слабо улыбнувшись, она протянула руку и взяла еду, предложенную Клариссой.
Он хотел видеть солнце. Этого хотели его душа и тело. Это заставило его раньше времени подняться с постели, несмотря на запреты врачей. От открытого окна его отделяло всего несколько метров, но и они казались ему непреодолимыми. Сжав зубы, он с трудом передвигал ноги, как старик. Закрыл глаза, подставив свое омертвевшее тело под солнечные лучи, которые словно вливали бальзам в жилы. Через приоткрытое окно он вдыхал забытый запах свежей травы. Шум улицы и то и дело раздававшиеся громкие голоса заставляли его вздрагивать. Пульс учащался, холодный пот стекал по затылку.
Ему требовалось немного времени, чтобы разобраться в происходящем. Кошмары закончились, но он на всю жизнь запомнит, как стоял на плацу концлагеря, босой, с непокрытой головой на пробирающем до костей морозе, в ожидании, пока комендант определит, кому суждено отправиться в печи крематория, а кому на каторжную работу в каменоломни добывать желтоватый песчаник шесть часов в день безо всякого перерыва. От такой работы плечи и руки немели, ладони покрывались кровавыми волдырями. Охранники издевались над заключенными, раздавая удары направо и налево. Когда Заксенхаузен решили эвакуировать, всех оставшихся заключенных погнали по продуваемым северным ветром равнинам, с пустыми желудками, под проливным дождем, под конвоем эсэсовцев, которым нечего было терять. Макс каждую минуту ожидал смерти, со страхом, но и с надеждой одновременно.
Он выжил. Было ли это даром Провидения, слепым случаем или это произошло благодаря его силе воли? Этого никто не знал. Но даже теперь, когда свежий теплый ветер ласкал лицо, когда он смотрел на пчел, жужжащих над цветущими деревьями, он все равно еще чувствовал себя потерянным. Война закончилась, но он по-прежнему оставался пленником, стыдясь того, что все его товарищи погибли. Никто не смог избежать смерти: Фердинанд, Мило, Вальтер, Хельмут… Расстреляны или повешены.
Их лица преследовали его во сне и наяву. И всякий раз боль пронзала его сердце.
Когда он видел Фердинанда в последний раз, адвокат садился в сопровождении конвоя в автомобиль гестаповцев. Его самый лучший друг, его брат по духу. Единственный человек, перед которым он смог обнажить свои самые глубокие душевные раны, свои самые сокровенные страхи, единственный, кто видел его плачущим. В тот день, приди он на несколько минут ранее, ему не удалось бы избежать подобной судьбы. Его спасло чудо и смелость товарища. За Максом тогда не пришли, значит, Фердинанд не выдал его.