Железная звезда - страница 7

— У меня ничего нет.

— Я просто умираю от голода. А у вас, похоже, есть работа, какие-то деньги… Согласен за еду быть вашим телохранителем, рабом — кем угодно!

— Видишь ли, у меня нет ничего лишнего… Да отпусти же руку!

Коротышка устремился прочь.

«Мы все теперь бегаем друг от друга».

На темных улицах было пусто. Доживет ли он до утра или станет чьим-нибудь бифштексом? На самом деле его это уже не слишком волновало. Под рубашкой зачесалось, и Каттерсон сунул грязную руку за пазуху. Грудные мышцы почти истаяли, и пальцы цеплялись за ребра. Он потрогал давно не бритый подбородок — кожа обтягивала лицо туго, как никогда раньше.

Обходя воронки и карабкаясь по грудам мусора, Каттерсон уходил в сторону от центра города. В районе Пятидесятой улицы его догнал правительственный джип. Машина остановилась, из нее вышли двое вооруженных людей в форме.

— Не поздно ли гуляете, гражданин?

— Да вот, дышу воздухом.

— И только?

— Вам-то какая разница?

— А может, охотимся? Есть, знаете ли, охотники…

— Не заговаривайся, говнюк! — Каттерсон бросился на обидчика.

— Тише, тише, герой, — остановил Каттерсона второй солдат, — Это просто шутка.

— Славная шутка… Вам легко шутить. Получаете жратву за то, что носите форму: я сам служил, я знаю.

— Теперь все не так просто.

— Опять смеешься? Я семь лет прослужил, пока часть не расформировали — в пятьдесят втором. Мне ли не знать!

— Семь лет? В каком полку?

— Триста шестой передовой.

— А ты, случаем, не Каттерсон? Пол Каттерсон?

— Даже если так… Ну и что?

— Марка Лесвика знаешь?

— Я-то знаю. А ты? Ты сам — где его видел?

— Он мой брат. Все уши мне прожужжал: Каттерсон то, Каттерсон се… Самый здоровенный мужик на свете — аппетит как у быка.

— Как он теперь?

— Никак. — Солдат кашлянул. — Построили плот вместе с друзьями — думали доплыть до Южной Америки. Их потопила береговая охрана, прямо на выходе из гавани Нью-Йорка.

— Жаль… Мы с ним ладили. А на счет аппетита он не ошибся: я и сейчас жрать хочу.

— Не ты один. Солдат тоже сняли с довольствия. Вчера.

— Даже так? — рассмеялся Каттерсон. Пустынная улица отозвалась эхом. — Хорошо, не при мне это было. Я бы их сразу послал куда подальше.

— Хочешь с нами? Патруль кончится, в центр поедем. Увольнение…

— Не поздно ли? Который час? И куда именно?

— Без четверти три, — сказал солдат, посмотрев на часы. — Мы ищем одного парня по имени Мэлори. Говорят, он жратвой торгует, а нам вчера выплатили жалованье. — Солдат торжественно похлопал себя по карману.

Каттерсон моргнул.

— Что именно он продает, этот Мэлори? Вы знаете?

— Знаем. Какая разница? Когда жрать хочется, не все ли равно? Лучше так, чем сдохнуть от голода. Я уже видел парней вроде тебя — упрямых. Совесть им не позволяет… И ты сдашься, рано или поздно. Хотя, правда, выглядишь упрямым. Не знаю.

— Ага… — Пол шмыгнул носом. — Упрямый? Наверное. А может, не проголодался как следует. Спасибо, что хотели подвезти, но мне в центр не надо.

С этими словами, тяжело ступая, он ушел в темноту.

На свете было одно только место, где его хоть кто-то ждал.

Тихий книжник Хэл Норт жил подальше от центра, на Сто четырнадцатой улице. Несмотря на то что до квартиры Норта было почти четыре мили, виделись они с Каттерсоном довольно часто.

«Заходи в любое время, хоть днем, хоть ночью», — говаривал Норт. Каттерсону ничего другого не оставалось, и он воспользовался предложением. Норт оставался одним из немногих ученых, пытавшихся работать в Колумбийском университете. Собираясь в уцелевшей библиотеке, они спасали от гибели плесневеющие книги — и обменивались идеями.

Что говорил тот солдат? Без четверти три? Шагая широко и скоро, Каттерсон не замечал, как городские кварталы уходят за спину. Небо начинало бледнеть: до восхода оставалось совсем недолго.

Вот и нужная дверь. Каттерсон осторожно постучал: раз, два — третий погромче.

На стук отозвались шаги, за шагами — сиплый, усталый голос:

— Кто там?

— Пол Каттерсон. Не разбудил?..

Дверь открылась.

— Каттерсон? Заходите! Чему обязан?

— Вы приглашали заходить в случае нужды. Вот нужда и наступила. — Каттерсон присел на краешек кровати. — Я два дня не ел. Почти два дня.