Железные ворота - страница 14

Измини насторожилась: каждый раз, когда разговор заходил об Ангелосе, она волновалась, как бы это не повредило ему. Столько лет оставался в силе молчаливый уговор: ради его блага никогда не произносить вслух его имени. Зачем он понадобился Лукии? Она не первый день здесь и до сих пор не спрашивала о нем, словно забыла, что кто-то еще жил прежде в этом доме. Ведь даже кровать, на которой она спит теперь, принадлежит Ангелосу. Мать настояла, чтобы кровать была всегда застлана, потихоньку от всех она даже меняла на ней простыни — они желтели от времени. Его книги были сложены у двери и прикрыты куском полотна, чтобы не пылились. На шкафу лежали рулоны его чертежей, перевязанные шпагатом. Его фотографий, конечно, не было в доме: Измини предусмотрительно уничтожила их. Еще одна предосторожность. Лишь те, кто любит Ангелоса, хранят в памяти его облик — больше никто.

— Ну, Харилаос, ты так и будешь отмалчиваться? — внезапно спросила госпожа Иоанна.

— Что сказать тебе?

— Неужели ему повредит, если ты поделишься со мной?

Господин Харилаос опять не ответил, и жена раздраженно отодвинула свою чашку. Измини просматривала газету. Госпожа Иоанна хотела непременно узнать все о сыне. Наконец судья заговорил, не глядя на нее.

— Иоанна, я никогда не бросаю слов на ветер. По крайней мере тебе это должно быть известно. За всю мою судейскую практику никто не усомнился в моей честности. И сейчас я заверяю вас: у Ангелоса все в порядке!

Гнетущая атмосфера царила в этом доме. Она сгущалась столько лет, что теперь ничто не могло уже разрядить ее. Их мужество иссякло, осталась лишь пыль, напоминающая о том, как обветшали здесь вещи. Этот дом выделялся и снаружи: он не был похож на другие. Облезлый фасад у него был весь в трещинах, а крыша покривилась. По нему точно прошлась война, но никто не собирался ни сносить его, ни ремонтировать. Хозяин отобрал у них передние комнаты с окнами на улицу, закрыл на замок внутреннюю застекленную дверь и оставил за ними только задние комнаты, потому что, по его словам, у них оказалась лишняя площадь, с тех пор как исчез Ангелос и вышла замуж Лукия. Теперь они пользуются черным ходом — винтовой лестницей. Тем лучше. Они живут в задней половине дома, их меньше видят, меньше вспоминают. Надо только говорить потише, чтобы не слышали соседи, особенно когда разговор неожиданно переходит на щекотливые темы.

Господин Харилаос положил газету на стол и осторожно прошел в комнату. Он привык улавливать даже приглушенный плач, который часто слышался в этом доме. Лукия лежала ничком на кровати, зажав в зубах платок.

— Ты, пожалуй, подумал, что…

— Я, Лукия, ничего не подумал.

— Кто-нибудь услышал, что я плачу?

— Нет, успокойся.

Лукия пыталась заглушить рыдания, она не хотела доставлять удовольствие Измини. Господин Харилаос стоял растерянный, словно оказавшись очевидцем какого-то чрезвычайного происшествия.

— Оставьте меня в покое. Не хочу никого из вас видеть, — всхлипывая, твердила Лукия.

Господин Харилаос вернулся в кухню. Измини склонилась над газетой. Теперь они могли спокойно поговорить. Господин Харилаос сказал, словно продолжая свою мысль:

— Через несколько дней я надеюсь собрать все материалы, необходимые для процесса. Они докажут любому суду его невиновность. Тогда он сам сможет опротестовать приговор. Я, старый судья, верю в правосудие…

— А я верю, что он жив, — сказала Измини.

Ей пора идти. Иначе она опять опоздает в контору, а там теперь очень напряженная обстановка.

— Если вы увидитесь с ним на этих днях, будьте очень осторожны. Я заметила около дома подозрительных…

— Я должен торопиться… чтобы не упустить ни одной возможности, В полдень я встречусь с главным свидетелем, о нем я уже говорил тебе… Спасибо за все…

В дверях появилась Лукия с покрасневшими глазами. Она сердито скривилась: отец и Измини тихо переговариваются, опять принялись за старое? Они будут шептаться, а она снова останется в стороне?

Измини быстро спустилась по винтовой лестнице. Во дворе ее обдал аромат цветов. «Семь лет — это очень много. Но я буду его ждать», — думала она.