Железные ворота - страница 56

— Немного воды, — попросил Ангелос.

— Принесите нам, пожалуйста, — обратилась она к официанту, — два пирожных и много-много воды.

Взглянув на Ангелоса, она озабоченно нахмурилась. Он бросал косые взгляды на дверь, на сидящих за столиками людей.

— Скажи мне, как ты провел вчерашний день? Я тебе расскажу о моем в двух словах: «ждала тебя». А ты?

Он посмотрел ей в глаза и сказал просто:

— Я играл в карты в одном доме.

— В карты?!

— Да, беспрерывно. С утра до ночи.

— Пять лет?

— Целых четыре года.

Измини застыла, будто услышала что-то ужасное.

— И больше ничего ты не делал?

— Нет.

— И даже на улицу не выходил?

— Ни разу.

Она продолжала недоумевать, и он объяснил ей:

— От Манолиса — как я убежал из его квартиры, я расскажу тебе в другой раз, ничего не потеряешь, если вообще не будешь знать об этом — я пошел к одному майору в отставке. Его сын Алькис, филолог в очках, был моим другом. Его расстреляли в Хайдари одним из первых. Майор принял меня, и в тот же вечер мы с ним сели за карты. Каждый день играли с восьми утра до полуночи. Несколько раз я давал ему понять, что мне надоело, но старик хмурился, и я боялся, если откажусь играть с ним, его гостеприимству придет конец. Подчас, чтобы доставить ему удовольствие, я даже сам уговаривал его сыграть лишнюю партию. Он не мог оставаться один, но и разговаривать не хотел. Так, день за днем, четыре года провел я с картами в руках, разыгрывая бесчисленные партии. Я был благодарен старику за то, что он продлевал мне жизнь. Я делал вид, что не замечаю, когда он передергивал карты, а он гордился своими выигрышами. Смешно, не правда ли? Проходили зимы, весны, изнашивались одна за другой колоды карт, а мы в совершенно пустом доме все играли и играли. Так я выжил… На днях я проснулся утром, и, как только старик уселся напротив меня, чтобы начать игру, я не выдержал, порвал колоду… И он тотчас меня прогнал.

Измини сжала его пальцы, а потом, расправив их на холодном мраморе, спрятала в его ладонь лицо. Рука его стала влажной. Измини рыдала.

— Измини, не надо… Я рассказал тебе это шутки ради… чтобы ты посмеялась…

Она не переставала плакать. Кто-то, проходя мимо, с любопытством взглянул на них. Официант улыбнулся, вытирая соседний столик. Рыдания Измини сломили Ангелоса, ведь сегодня он пришел попросить ее о помощи, сегодня он так нуждался в ее поддержке.

— Измини, Измини, — уговаривал он ее. — Не огорчайся, все образуется.

— Я плачу не из-за этого.

— Тогда из-за чего? Скажи мне, почему ты плачешь? Не отчаивайся, придут лучшие дни…

— Я уже устала слышать это…

За окнами улицы, весь город, который ты любил. Сейчас ты случайно оказался в кондитерской, ты беззащитен и с ужасом смотришь, как рыдает девушка, прождавшая тебя столько лет. Словно смерч, на тебя надвигается страх, и ты чувствуешь себя безвозвратно погибшим. Как убедить ее, что ты не лжешь, ведь так трудно поверить в твою полную катастрофу. «Подыми, пожалуйста, голову. Помоги мне. Только сегодня, на один вечер. Ты не хочешь? В глубине души я сохраняю надежду, борюсь, чтобы сохранить ее. Для меня, человека приговоренного, это страшная борьба. Ведь есть люди, для которых привести в исполнение мой приговор — привычное дело. Я хотел жить, только об этом я думал…»

— Когда, Ангелос, придут лучшие дни?

Он не мог ответить, а она настаивала. Он все еще смотрел на нее, как на девочку в черном гимназическом фартуке, которая когда-то бросалась ему на шею и кружилась с ним по двору. Почему ее охватило сейчас такое отчаяние?

Измини подняла глаза и вытерла их тыльной стороной руки.

— Прости меня, — прошептала она. — Я плакала, потому что люблю тебя. Мне страшно, но я понимаю, тебе от этого нисколько не легче.

— Думаешь, мне не страшно? Все эти годы, Измини, меня не покидал страх. Тебе я должен сказать правду. Дрожь начиналась где-то внутри, потом завладевала всем моим телом.

— И ты играл в карты? Целых четыре года?

— Да.

Опять у нее выступили слезы.

Подошел официант и предупредил их, что кондитерская закрывается. Они не заметили, как оказались за баррикадой стульев. Ангелос взглядом умолял выпроваживающего их человека разрешить им посидеть еще чуть-чуть в этом тихом уголке.