Железные желуди - страница 7

Нечто подобное завладело вдруг и вниманием Далибора.

- Ягода убивает цветок, - сказал он, внимательно раз­глядывая красивый, облитый солнцем земляничный кустик, где в трогательном соседстве красовались алые ягоды и нежно-белые звездочки-цветы. Некрас в недоумении при­сел на корточки рядом с ним, плечо к плечу. - Видишь? Ягода убивает цветок, - повторил Далибор, не отрывая взгляда от кустика. - Он должен умереть, чтобы дать жизнь ягоде.

И словно некая завеса упала с глаз младшего, и уже оба они как бы заглянули на миг в самый корень всего сущего. Рождение ягоды оборачивалось смертью цветка. И так повсюду, так всегда: жизнь и смерть, радость и боль слиты воедино.

- Княжичи, что вы там нашли? - подал со стены голос русобородый вой.

Далибор с Некрасом, словно проснувшись, заговорщицки переглянулись, залились смехом: ну как объяснишь холопу, что они только-только сделали важное для себя открытие? Потом резво вскочили, готовые бежать в терем, где живет их наставник-лях, и тут заметили на лужайке неподалеку от вала все того же Волосача. Он сидел на траве, подставив изможденное лицо солнцу, и счастливо улыбался. Но не это озадачило княжичей. Рядом с ним стояла на коленях юная пригожая девушка в кожаном веночке со стеклянными подвесками и потчевала Волосача земляникой из небольшого берестяного туеска. Девушка, должно быть, еще раньше заметила княжичей, видела, как они искали ягоды, но под их взглядами смущенно опустила глаза с длинными светлыми ресницами.

- Орел и горлица, - громко сказал, адресуясь к княжичам, Волосач, имея в виду себя с девушкой.

- Я ее знаю, - шепнул Далибор Некрасу. - Это дочка золотаря Ивана. Только забыл, как ее зовут.

Они смело, как и подобает княжичам, подошли к вещуну и девушке, остановились в шаге от них.

- Кто ты? - спросил у девушки Далибор.

Она, робея, вскочила, торопливо одернула, пригладила одной рукою подол расшитой красными и черными нитками белой льняной рубашки, а в другой руке цепко держала туесок, на самом донце которого еще оставалось немного ягод. У нее были на удивление ясные лучисто-голубые глаза, прямой маленький носик и пухлые пунцовые губы, пунцовые не от земляники, а от природы, от отца-матери. Ко­гда, вставая, она оперлась руками на траву, Далибору бросились в глаза ее незагорелые ладошки, которые тут же юркнули а длинные рукава. На запястьях рукава были соб­раны и придерживались обручикамн-браслетами. В вырезе рубашки княжич успел разглядеть нежную округлость смуглых наливающихся грудок.

- Я Лукерья с посада, - сказала девушка.

- Дочка золотаря?

- Все-то княжич Далибор знает, - усмехнулась Лукерья и уже смелее взглянула на него.

Далибор был поражен лучистостью ее глаз. "Как вода в Немане", - подумал.

- По какой неволе с вещуном водишься? - строго спросил у Лукерьи.

- Я попросил, чтоб она меня позёмками угостила, - отве­тил за девушку Волосач. - А чего ж не попросить дочушку племяша?

- Золотарь Иван твой племянник? - удивился Далибор.

- А то как же? Сыновец. Я, княжич, из старого и богато­го рода. В Новогородке мой род издавна в числе первых был. Стар я, как во-он тот дуб в поле. Однако вот жив. Стрела Перуна еще не послана по мою душу. Сейчас Иван пригонит с посада коня, и поеду я на Темную гору. Ступай, Лукерья, - помягчевшим голосом сказал он девушке. - А через седмицу приходи с подружками ко мне. Дорогу зна­ешь.

Лукерья поклонилась Волосачу, поклонилась княжичам, поставила подле Волосача туесок с ягодами и споро пошла в сторону посада.

- Красивая, - задумчиво обронил Далибор, провожая Лукерью взглядом.

- Красивая, - согласился Волосач. - А знаешь, когда че­ловек красив бывает? Когда на душе у него спокойно, ко­гда ничто душу не ранит. Много повидал я людей. Маль­чонкой бегал тут еще в ту пору, когда пуща засевала поле вокруг Новогородка диким семенем. Скольких князей зна­вал! Был у самого Криве-Кривейты, пока не прогнали его крыжаки из-под светлого дуба. Я сидел на Темной горе, ох­ранял Перунов огонь, и все мне настолько верили, что женщины целовали мои следы на снегу. Великое множест­во людей живет на земле, и мало среди них красивых, отто­го что души их в смущении, оттого что смерти боятся. Не гневайся особо на меня, княжич Далибор, но скажу, что и ты не дюже красив.