Железный мост - страница 6

― Здравствуйте, товарищи!

Поначалу Наташа чувствовала себя удрученно на этих собраниях. Она была младше и нормальней всех. К ней клеился дед – бывший танкист, который многократно предлагал ей пройти к нему домой на учения, а однажды сказал Наташе, что хочет показать ей, как чувствует себя наш боец под танком. Наташа испугалась и с очередного собрания ушла.

Потом она выпросила у отставного полковника портрет – она просила Сталина и Ленина, но он отдал ей только Кагановича.

Ленина Наташа нашла сама – правда, этот Ленин был еще совсем мальчик, он был на значке октябренка, который Наташа нашла на старой школьной форме.

Впредь Наташа носила значок октябренка на всей одежде, и даже пыталась одевать его на ночную рубашку, но Вержилиу заявил, что не прикоснется к ней, если на ней будет Ленин. Тем более, Ленин-ребенок.

Наташа не стала одевать Ленина на ночнушку, потому что хотела близости с Вержилиу. Она тогда пыталась сохранить семью – ради детей.

Кагановича Наташа, тем не менее, несмотря на мольбы Вержилиу, и принесенные им вырезки из газет, свидетельствовавшие о том, что Каганович – интриган, иуда и сталинский палач, торжественно повесила на стенку, в самой красивой рамке. В их семье именно в этой рамке раньше на стене висела фотокарточка Вержилиу, которую он прислал когда-то Наташе из армии – на ней Вержилиу был сержантом, с усами и кудрявым чубом. На обратной стороне той карточки было написано: «Любимой девушке Тале. До дембеля 90 дней. Жди! Твой Вержилиу Попа».

Теперь, уходя на свои собрания, Вержилий непременно на секунду останавливался в коридоре, у того места, где раньше висело его усатое лицо, а теперь висело лицо сталинского палача, и обязательно тихонько плевал в лицо прихвостню.

Наташа этого не видела. Но ей часто приходилось протирать портрет Кагановича, и она удивлялась, почему он все время заплеван.

Потом Наташиных товарищей по борьбе как-то вытурили из очередной конспиративной квартиры, и им стало негде бороться. И тогда Наташа предложила им собираться у нее: ведь в квартире у них было целых три комнаты.

Вержилиу Попа, авторитетнейший националист, все еще любил Наташу. Он пытался терпеть, и целый вечер терпел. Он слушал, как в соседней комнате поет Клавдия Ивановна Шульженко, раздается стук ног ветеранов, пошедших в пляс. Когда они запели «Интернационал», он вышел из себя, вызвал Наташу и потребовал тишины – ведь он работал над своей речью в Парламенте, а пение Шульженко этому никак не способствовало.

― Имей уваженье если не ко мне, то хотя бы к Парламенту! – сказал Вержилиу почти со слезами на глазах.

― Я любила тебя! А ты любишь Парламент! – с горечью возразила ему Наташа.

Всю ночь Вержилиу Попа слушал Шульженко, Утесова и Магомаева. Песню «Хотят ли русские войны» члены кружка «Коммунисты не сдаются» за ночь крутили четыре раза, громко подпевая. Голоса у членов кружка были старомодные, зычные.

Вержилиу Попа страшно мучался. Но его речь в Парламенте была, как всегда, блестящей – в ней он сказал, что борьба приходит в каждый дом.

Вержилиу тоже был довольно упрямым человеком. Когда он понял, что собрания кружка на правах партии в его квартире будут постоянными, он предложил своим юным подопечным проводить свои собрания у него на квартире. Это были юные члены опекаемой Народным Фронтом организации «Студенты-экстремисты».

Теперь в квартире супругов Попа было действительно жарко. В одной комнате пели военные песни и «Марсельезу», висели красные флаги, портреты Брежнева, Дина Рида и Фиделя Кастро. В другой комнате гремели песни «Просыпайся, предок римлян!» и «Подымайся, гето-дак!». Студенты-экстремисты пытались глушить противника за счет более современной аудиоаппаратуры, а коммунисты делали ставку на голосовую зычность.

В третье комнате сидели дети – Капитолина и Вова. Они сидели в наушниках, потому что иначе было невозможно.

Потом однажды Вержилиу предложил Наташе открытый диспут, честную политическую сечу. Правила предлагались такие: от каждой комнаты по очереди выступают ораторы, каждому дано не больше десяти минут. Гарантом миролюбия и недопущения мордобоя на политической сече выступал сам Вержилиу – как депутат Парламента.