Железный волк - страница 21

– Ты понимаешь, что я имею в виду! Она… садистка.

– Садистка?

– Не притворяйся, Юва, тебе не идёт. Ты знаешь, о чём я. Она злорадна и незрела. Святая Муун, девчонке было всего восемь лет, когда она насмерть затоптала ту твою кошку! Ты всегда была смышлёной девочкой, так что не говори, что ты этого не видишь.

Юва чувствовала, будто её проглотили, она вновь стала частью драмы, каким-то мистическим образом построенной так, чтобы затронуть её. И она опять потеряла связь с действительностью. Это происходит на самом деле или она просто придумывает?

– Какую кошку?

Лагалуна ещё раз затянулась сигарой и засунула грудь в корсет.

– Ту кошку! Полосатую блохастую кошку, что ты притащила домой. Ты что, забыла?

– Карапуза?! Ты сказала, её убило снегом, упавшим с крыши!

Лагалуна отмахнулась от неё.

– Я никогда такого не говорила! Но это не имеет значения. Иве приготовила твою комнату, ты останешься по меньшей мере на несколько дней. Нам предстоит многое спланировать.

Юва прислонилась к дверному косяку. Это что, безвкусная шутка? Проверка? Какая-то месть? Как она могла провести всё детство в этом доме? О том, чтобы остаться, и речи не может быть, одна мысль об этом невыносима! После почти трёх лет самостоятельной жизни Юве стало до боли понятно, что её мать ведёт себя ненормально. Это же Лагалуна. Это чтица крови. Для неё не имеет никакого значения, что случилось в реальности, а что нет.

– Ты побледнела, Юва. У тебя ведь есть клыкарышник, да? Помни, что говорил доктор Эмельстейн, тебе надо следить за своими нервами.

У Ювы не осталось сил, чтобы ответить. Она стиснула в кармане пару ягод клыкарышника. Юва боролась с ощущением, что мир вокруг неё кружится.

Рюген замешкался около улицы, которую он посчитал Щелочным проулком, но в городском лабиринте было нетрудно запутаться, а теперь, ко всему прочему, пошёл снег. Мокрые снежинки налипали на капюшон, и он старался идти под переходами и надстройками, чтобы не промокнуть до нитки.

Он прикрыл глаза от снега и заглянул в переулок под узким домом, который втиснулся между домами на противоположных сторонах дороги. Унылая хибара, но да, это то самое место.

Окно на втором этаже было не больше слухового отверстия, но за ним мерцал огонь, так что если она не переехала, то точно дома. И настолько же точно ему не избежать выяснения отношений, но выбора нет.

К тому же они даже не ссорились, так ведь? Всё как-то рассыпалось само собой, как обычно и бывает. Она написала письмо, он на него не ответил, но она этого не знает – письмо ведь могло и не дойти до адресата. Письма в Наклаве постоянно пропадают, особенно адресованные таким, как он, тем, кто кочует с места на место. Она не может злиться из-за этого. Да и в любом случае нельзя же надеяться, что кто-то ответит на письмо на четырёх страницах обо всяких глупостях?

Челюсть пронзил новый удар боли. Рука Рюгена рефлекторно дёрнулась к лицу, но он ничего не мог сделать. Казалось, через губу в нос втыкают иголку. Надо найти безопасное место. Найти дом, где кто-нибудь будет ухаживать за ним, когда всё покатится в Друкну.

Рюген вошёл в галерею под домом и отыскал дверь. Он снял капюшон, провёл рукой по волосам и постучал. Дверь распахнула полная женщина в ночном колпаке. Она прятала что-то за спиной, возможно, нож. Это не самый шикарный район города, и, боги знают, Рюген достоин лучшего.

Он попытался притвориться, что его здесь ждут.

– Здравствуйте. Мне нужно наверх, я хороший друг Алетты.

– Алетты…

– Алетты. Так я и сказал.

Женщина открыла дверь шире, но осталась стоять в проёме, и Рюгену пришлось протискиваться мимо неё. Либо она собиралась пырнуть его ножом, либо же хотела мужика. Женщин не так-то легко понять: иногда ему казалось, они хотят и того, и другого одновременно.

Рюген вскарабкался по крутой лестнице и остановился перед дверью Алетты. Судя по звукам, она с чем-то возилась. Он отрепетировал улыбку и постучал костяшками пальцев по двери. В комнате стало тихо. Потом он услышал, как тихо звякнул замок, и понял, что она пытается разглядеть, кто стоит за дверью. Рюген наклонился, повернул лицо к свету, падающему от настенной лампы, и улыбнулся в замочную скважину. Дверь приоткрылась.