Желтая лихорадка - страница 25

Пришло ответное, подробное письмо от дочерей и зятьев: «…Что касается денег, то мы не много можем вложить в это дело. Да и это еще не очень точно… Есть еще надежда… Обещали в сентябре заплатить… Возможно, до тех пор и мы что-то подкинем…»

Могу себе представить, сколько споров и ссор было, пока шли эти подсчеты… Если вы всего лишь столько накопили, чего же я буду из кожи лезть?! Зачем вам было покупать цветной телевизор? А вам — мотоцикл? Мотоцикл был хорош, пока мы вам его давали покататься?! Ты говорила, что с первого числа пойдешь работать… Занимайся своими делами… А ты верни мне тысячу, которую я тебе взаймы дала… Господи, старики уже возвращаются. Как время летит!

Но наконец готовы и соображения, и проекты. Трехкомнатную квартиру можно переделать в две двухкомнатные. Передняя большая, из нее спокойно можно выгородить маленькую ванную. Скажем, здесь поставим стенку, там прорубим дверь, и получатся две изолированные квартиры с отдельными входами… Прилагаем и предварительную смету… Тогда останутся еще деньги на покупку двух комнат в доме на Матяшфельде, это для Юдитки, потому что они к весне ждут прибавления. Прилагаем фотографию дома и смету необходимых перестроек. Старая мебель не стоит ни гроша. На оставшиеся деньги можно было бы купить мебель…

Мы с Илонкой девяносто девять раз просматриваем планы, чертежи, пояснения к ним. Нет сомнения, дети все учли, все продумали. Только на сотый раз я вдруг спохватываюсь:

— Послушай, Илонка, здесь же все спроектировано из расчета на три квартиры! О нас с тобой они просто забыли!

Что это? Пробили какие-то огромные часы? Или урчит мотор? Похоже, часы! Из тумана на меня надвигается чье-то неясное лицо. Время, время, время. Огромный турок в тюрбане кружит по базарной площади и дергает за шнурки марионеток кукольного театра. Я снова маленький мальчик и тяну за руку бабушку: хочу в кукольный театр! На сцене театра сказочный город из фанеры телесного цвета, с башнями, церквами. Я хочу пойти по этой намалеванной на фанере улице, между ее домами. Я одновременно и ребенок, и взрослый. И я знаю, что это одновременно и театр кукол, и Париж, и наша квартира в Будапеште, и река, кишащая крокодилами, и старый турок — он одновременно и водитель автобуса, и моторист на катере, и пилот самолета, выключающий мотор, потому что ему не дают разрешения на взлет. Заман, заман, заман, время, время, время — печально говорит турок, и бабушка тянет меня за руку прочь от кукольного театра. «Нельзя хотеть все сразу, — говорит она. — Какой ты ненасытный. Тебе и театр подавай, и сахарную вату, и десять крейцеров. Разве можно быть таким жадным? Когда дети рождаются, у всех кулачки сжаты, им хочется всего! Все мое! А умирает человек, раскрыв ладони: вот, видите, как бы говорит он, ничего не уношу с собой!»

— …Все сейчас получат завтрак. И попрошу приготовить билеты. На паспортный и таможенный контроль пойдем все вместе, автобус сейчас подадут… — Представитель МАЛЕВа снова весь в мыле, мы проходим через огромный зал аэровокзала, волоча за собой багаж, послушно достаем документы, заполняем бланки. Четыре молодых человека толкутся вместе с нами, небритые, с серо-зелеными лицами. Они охают, останавливаются, задерживают очередь. Все прочие вначале только потешаются над ними, пока наконец одна пожилая дама, возвращающаяся с симпозиума преподавателей музыки из Токио, — она уже четвертый день в пути — не выдерживает:

— Ну что с вами, молодые люди? Что вы все хнычете?

— Не выспался, — жалуется здоровенный детина. — Не привык, чтобы меня в четыре утра вытаскивали из постели.

Преподавательница музыки смеется:

— Господи! Только и всего-то. Поднялись раньше времени? Из чего же вы сделаны, если так раскисли?! Из сахара?

— Вам легко! — спешит ему на помощь товарищ. — Вы закалились. У вас вторая мировая война была…

По лестнице вверх, по лестнице вниз. Зря упаковали коньяк в красный баул. Идем через выход номер три, над аэродромом по-прежнему еще туман, белый легкий полог, но сквозь него уже проглядывает опаловое солнце. Видно и самолет. Двое внешторговцев проталкиваются вперед.