Желтая лихорадка - страница 45

— Не бери в голову. Пустяки.

Но Жилле помрачнел, огорчился. Ведь последнее время у него все так хорошо складывалось. Кремпельс в самом деле жил так, как рассказал Пацауэр, и даже лучше. Когда Норберт Жилле явился с визитом, у Кремпельса суетилась съемочная группа с телевидения. Какой-то молодчик вертел его то так, то эдак, чтобы поэффектнее усадить за письменным столом на фоне книжных полок. Потом этот кадр все равно пришлось вырезать, поскольку выяснилось, что герой Сопротивления на книжной полке возле стола держал только порнографическую классику. Молоденькая девица припылила физиономию Кремпельса коричневой пудрой. Множество людей без толку суетились по комнате. Госпожа Кремпельс внесла на большущем подносе тарелку пончиков и черный кофе. Кремпельс представил Норберта Жилле одному из главных распорядителей: «Мой друг, отличившийся в Сопротивлении, бывший генерал и заместитель министра». «Сейчас будем снимать, — ответил на это распорядитель, — только я вас прошу: в полном соответствии со сценарием». — «Тогда приходи, Норберт, завтра… Нет, не завтра, завтра у меня лекция для новобранцев. Послезавтра — тоже не годится: я обедаю у Пацауэров. Может, во вторник?»

Во вторник они все обсудили. Кремпельс сказал, что рукопись нужно сделать в трех экземплярах, на машинке. Поэтому Норберт и приехал в Харшаштаню. Теперь все зависит от машинки…

— Угу, ясно. А позволь полюбопытствовать, о чем ты собираешься писать?

— О чем? Да у меня уже все написано. О моем прошлом. Ты что же, не помнишь, что я был генералом и заместителем министра? Да я почти в одно время с дебреценским правительством приехал в Будапешт, и мои заслуги в мирных переговорах признаны всеми.

— И это ты мне рассказываешь? — изумился Эден.

— Нет. Просто так я пишу в своей книге.

— Ну тогда другое дело, сэр! Потому что я собственными ушами слышал, как ты в сорок пятом излагал свою «Оборонительную позицию ежа». Чтобы отсидеться некоторое время, пока существует новый строй, и постоянно атаковать государственный аппарат, поскольку нынешние чиновники настолько глупы и неграмотны, что не умеют даже расписаться…

— Ну, такого я, допустим, никогда не говорил. Я всегда был реальным политиком, и у меня есть достойные свидетели, которые подтвердят, что я принимал участие в движении Сопротивления.

— Не выдумывай чепухи! Младенец — и тот не поверит околесице, которую вы там несете в своих мемуарах. Тоже мне участник Сопротивления! Смех, да и только! Твой Паланкаи сбежал на Запад с фамильными драгоценностями и вернулся, только когда промотал все до последнего медяка. Сколько ты платишь его превосходительству Арманду Карлсдорферу за то, что он рассказывает тебе байки для твоих «мемуаров»?

— Я? Это он платит мне, что я вставляю его имя в эпизоды Сопротивления! Поскольку затем он сможет написать свои собственные мемуары, ссылаясь в них на мое свидетельство… Эден, а ты не хочешь, чтобы я упомянул в своей книге и о тебе? Как родственнику сделаю скидку. В конце концов, ты же вполне мог участвовать в Сопротивлении.

— Ни в коем случае! Помнишь, как я тебя от каменного карьера отговаривал? Сиди и не высовывайся!

— Уверяю тебя, на сей раз дело совершенно чистое, без всякого риска.

— Тебе видней. А машинку возьми напрокат.

— Очень дорого.

— Сколько просят?

— Не знаю. Наверняка не меньше двух сотен в месяц. Да еще залог.

— Ладно. Получишь у меня ужин, завтрак, сухой паек на дорогу и бутыль вина. Билет на поезд и тысячу форинтов — оплатить прокат машинки. После этого мы друг друга не знаем.

— Мальчик мой, я пришлю тебе экземпляр своей книги с дарственной надписью!..

— Буду счастлив.

За ужином Геза сообщает:

— Я сегодня был у главного редактора «Новостей терапии». Она ждет тебя.

— Меня?

— Тебя, — повторяет Геза и едва заметно улыбается. — Мария Орлаи.

Нож падает у Агнеш из рук.

— Орлаи? Она здесь? Дома?

— Да.

— А я и не знала. Я думала, она где-то в Индии. Или в Южной Америке.

— Когда тебе заниматься светскими сплетнями! Уже два месяца, как вернулась.

Агнеш пропускает мимо ушей иронию.

Это же замечательно! Она снова увидится с Марией. Сколько лет она могла только из газет узнавать о ней!