Жёлтая виолончель - страница 11

Осознаю, что у меня в руках пакет. Достаю из него мелочь, пересчитываю. Пятьдесят четыре рубля. Но не могу понять, много это или мало. Не помню ни одной цены ни на одну вещь. Кажется, буханка хлеба стоит 24 копейки. Если так, то я богат. Надо купить еды. Живот ноет справа внизу и немного жжёт по всему кишечнику. Интересно, до потери памяти тоже было так?

Убираю мелочь в карман. Смотрю на ключ. Ключ обычный, плоский. Ни брелока, ни колечка. От чего он? Наверно, от дома. Почему он синий? А, да, всё же синее. Ключ тоже в карман.

Телефон с экраном, покрытым паутиной из трещин. Пробую включить. Он мёртв. Просто села батарейка или он уже никогда не заработает? Открываю корпус, убеждаюсь, что сим-карта на месте. Может быть, на ней есть чьи-то номера? Нужно попробовать зарядить. Но у меня нет ни зарядки, ни тем более розетки. А бывают розетки без квартир? Прилетит ко мне одна такая, скажет: «Бонжур, месье. Не желаете ли воспользоваться током?» И я сразу суну в неё пальцы. И всё вспомню. Хотя не пролезут пальцы. Толстые.

Сидеть на месте глупо. В конце концов, я просто замёрзну. Или с голода умру. Вокруг ни души. Что это за город? Если Москва, то где все люди? Я понимаю, что уже темно и дождь, но я уверен, что в Москве всё равно не бывает так безлюдно.

Магазин. Нужен магазин. Куплю хлеба, колбасы. Зарядку для телефона. Ботинки. Пятьдесят четыре рубля должно хватить.

Я встаю со скамейки и иду наобум. Фонари расплываются над моей головой, превращаясь в причудливые синие цветы. Как выглядит магазин? Думаю, что увижу его и узнаю.

Итак, сколько же хлеба я могу купить? Пятьдесят четыре рубля поделить на двадцать четыре копейки… В моей голове возникает столбик. Два запишем, умножим… Мозг не слушается. Может, допустить, что цена 25 копеек? Тогда вычислить проще. В рубле получается 4 буханки. Четыре умножить на двадцать четыре… Стоп, почему на двадцать четыре?

Впереди и сверху посреди ночного неба маячит фиолетовое число «24». Оно переливается и плывёт сквозь синюю дымку куда-то вниз, и я понимаю, что, задрав голову, опрокидываюсь назад. Кое-как сохранив равновесие, осознаю, что это – вывеска круглосуточного магазина. Шагаю туда, по пути успев оценить количество буханок снизу двумястами штуками.

Дверь тугая, скрипучая. Пробираюсь внутрь. Кругом полки с пёстрыми товарами, из которых подавляющее большинство – бутылки с пивом и прочей дрянью. Они меня не интересуют. Я начинаю понимать, что ботинок и зарядки мне здесь не купить. Но это ничего. Буханка хлеба – тоже неплохо.

Продавщица, полноватая женщина, похожая на армянку, покачивается за прилавком. Её взгляд – недовольный, насторожённый – ощупывает меня. Да, я понимаю, что выгляжу не очень хорошо. Грязный, нечёсаный, заросший, да ещё и босиком.

– Извините, – говорю я. – А чёрный хлеб у вас есть?

Её ответ раздаётся словно бы издалека. Синяя дымка плохо пропускает звуки. Я догадываюсь больше по мимике, что ответ «нет», но она говорит что-то ещё…

– Простите? – переспрашиваю я.

– Только белый, говорю! – выкрикивает она. На лице отражается злоба.

– Сколько стоит?

– Тридцать пять рублей, – отвечает она.

Я дрожащей рукой вываливаю на прилавок мелочь. Совсем не двадцать четыре копейки. Откуда я взял такую цену? И если в реальности хлеб стоит тридцать пять рублей, то о ботинках и зарядке для телефона можно не мечтать. И, боже мой, сколько же я должен зарабатывать при таких ценах?

Я принял из окошка шаурму – аппетитную, аккуратно завёрнутую в пакетик и помазанную с одного конца майонезом. Хотя нет, слюнки у меня вовсе не текли. Честно говоря, она мне уже надоела, эта шаурма. К тому же делали её в палатке возле офиса из рук вон плохо. Совсем немного курицы сомнительного качества, а основное содержимое – нашинкованная капуста, которой я всё время давился, перемешанная с острым соусом и ошмётками помидор.

Я отошёл в сторонку, в промежуток между палатками, и принялся жадно есть. Жир вперемешку с майонезом и кетчупом всё время норовил капнуть на футболку, и я осторожничал как мог. Приличных футболок у меня было две шутки.

В дупле зуба застряла упругая, прогибающаяся под языком субстанция. Должно быть, кусок куриного хряща. Выковырять его не получалось, но я помнил, что для таких случаев у меня среди бумаг на рабочем столе была припрятана пара зубочисток.