Жёлтая виолончель - страница 7
– Что вы знаете о Фрейде?
– Что его звали Зигмунд, – пожал я плечами.
– И всё?
– Остальное, что я о нём слышал, нельзя обозначить словом "знаю".
– Ладно, – Иванов нервно дёрнул головой. – Так вот – Фрейд видел в оговорках, описках и опечатках определённую работу подсознания. Ну, например, один мой друг сказал: "Скоро все женщины станут такими же, как собаки. И я лично ничего против не имею". Он хотел сказать "мужчины", но сказал "собаки". Потом я узнал, что незадолго до этого сосед отравил его собаку. Вы улавливаете мою мысль?
– Да, – я, конечно, понимал. – Я тоже знаю один такой случай. Один мой знакомый ветеран сказал как-то: "Я награждён орденом Кутузова посмертно".
– Ну и что? – нахмурился Иванов, в очередной раз поправляя перчатки.
– Через двенадцать лет он и правда умер.
Иванов молчал. Он опустил руки на стол и, словно внезапно затормозивший автобус, уставился прямо на меня. Взгляд был отсутствующим. Он думал. Затем вздрогнул, выйдя из оцепенения, и придвинул ко мне тетрадь.
– Вот, – его зубы снова притянули мой взгляд. – Запишите здесь, пожалуйста, ваши ассоциации к тем словам, которые я сейчас назову.
Он, видимо, прочитал на моём лице непонимание.
– Поясню, – он сделал неопределённый жест своей правой рукой, затянутой в латекс. – Вы не должны думать. Начинайте писать до того, как осознаете свой ответ. Прочитали слово – незамедлительно пишите первое, что приходит в голову. Ясно?
– Да. Писать чем?
– А, да. Прошу прощения, – Иванов извлёк из внутреннего кармана авторучку – чёрную, сверкающую, с металлическим никелированным зажимом. Протянул мне. – Записывайте. Замок. Грязь. Чудо. Поле. Скобки. Дерево. Хвост. Записали?
– Да. Можно начать?
– Конечно, – размашисто кивнул Иванов. – Как говорится, раньше сядешь – раньше выйдешь.
Я начал набрасывать на бумаге слова, мимоходом бросив:
– Вы что, сидели в тюрьме?
Иванов насторожился:
– Нет. С чего вы взяли?
– Но, видимо, боитесь туда попасть? – уточнил я.
– Я полагаю, от этого никто не застрахован, – ответил Иванов. – Тем более в наше время. А что?
– А что случилось с вашими предыдущими подопытными? – спросил я.
– Не думаю, что я обязан отвечать на этот вопрос, – Иванов выпрямился в кресле, изображая своим внешним видом уязвлённую гордость.
– Вот видите – я неплохо усвоил ваш урок про подсознание. Готово, – я подвинул к Иванову листок и ручку.
– Уже? – он удивился. – Прекрасно. Теперь сделаем вот что – вы будете читать слова и попутно объяснять, почему подобрали именно такие пары.
Я хмыкнул:
– Не получится. Я писал просто так, не задумываясь.
– "Просто так" не бывает, – возразил Иванов. – Всегда можно попытаться объяснить. В крайнем случае, я вам помогу.
– Ну, хорошо, – сказал я. – "Замок – война", – я почесал лоб. – Наверно, это из песни. "И кто-то должен стать дверью, а кто-то замком, а кто-то ключом от замка". Вот.
– А война при чём?
– Там был такой припев: "Между землёй и небом – война". Кажется, песня так и называется – "Война".
– Ладно. А дальше?
– «Грязь – сон», – тут мне пришлось крепко задуматься. – Вот даже не знаю, почему написал. Может, потому, что когда-то мне снилась грязь… А, точно. Да, снилась. Давно. Я ещё в сонник полез, к чему это – вываляться целиком в грязи.
– И что же нашли? – спросил Иванов.
– Что грязь – к богатству. Или к благополучию, точно не помню, – я усмехнулся. – А вы что, верите в сонники?
– Я учёный, – ответил Иванов и, предупреждая моё критическое замечание, поправился: – Ну, считаю себя учёным. Поэтому ничему не верю, но всё считаю теоретически возможным. С какой-то вероятностью. И, в конце концов, вы же сами читали сонник.
Мне пришлось мысленно признать, что он меня подловил.
– Я же говорю – это было давно, – я вернулся к листочку. – «Чудо – друг». Ну, это примерно понятно. У меня нет друзей, и я не представляю, как их завести. Вообще говоря, меня люди раздражают. Так что, с одной стороны, я хотел бы иметь друга, а с другой – нет. Как представлю какую-нибудь пьяную компанию, скажем, корпоратив или рыбалку, сразу отпадает желание с кем-то общаться.
– Но друг – это не обязательно пьяная компания, – возразил Иванов. – Бывают же, в конце концов, приличные интеллигентные люди.