Желтоухий - страница 5

Обыкновенно он справлялся с волнами немного ниже, когда ручей разливался широко, и течение становилось спокойнее. Тогда он выползал на берег и опять возвращался на старое место под шлюзы.

Но один раз он почему-то далеко уплыл вниз по ручью, грациозно мотая из стороны в сторону своей головой и плавно извиваясь всем своим тоненьким телом.

Скоро поток принес его в более широкое русло медленной речки, которая красиво огибала тихий некошенный луг.

Ужонок, почуяв простор, тотчас же вылез на берег. Но едва он взобрался на крутой его склон, как вдруг огромная серая цапля с налету бросилась на него. Желтоухий метнулся в сторону и успел свалиться прямо в воду. Здесь он сразу нырнул и некоторое время плыл глубоко под водой.

Когда он выставил наверх свою голову, он был уже далеко от цапли, возле стеблей береговых тростников. Здесь он, казалось, был в полной безопасности и некоторое время плыл, спокойно рассекая воду.

Как вдруг большая темная птица, как камень, упала на него сверху. Это был коршун. Уж отчаянно метнулся, но почувствовал, как твердые кривые ноги крепко схватили кончик его хвоста.

Еще миг — и коршун поднялся на воздух, и он повис вниз головой в воздухе.

Коршун сделал круг над водой, думая усесться на высоком дереве, наклонившемся с берега. Но в то время, как он усаживался на сучок, Желтоухий снова рванулся изо всех сил, и на этот раз ему удалось выскользнуть. Он нырнул в воду с ободранной кожей хвоста и глубоко забился в густую чащу тростниковых стеблей. Тут он несколько раз обвился вокруг выдавшегося из земли корневища и решил ждать.

Напрасно обманутый коршун на дереве и серая цапля на берегу реки терпеливо следили за тем, не покажется ли где-нибудь его красивая голова. Желтоухий два часа просидел в воде, не разжимая цепких колец своего тела.

Первый потерял терпение коршун и снялся с сучка, потревоженный приближением человека. Улетела и серая цапля, схватив клювом толстую лягушку. А уж все сидел и сидел под водой, затаив свое холодное змеиное дыхание. Только через два с половиной часа он выплыл наверх, а к вечеру благополучно вернулся к своему любимому пруду…

Но одно из приключений было похуже всех остальных. Желтоухий нежился после обеда на горячем склоне плотины. Убаюканный ласками солнца, он охвачен был той дремотой, когда змеи могут лежать неподвижно по целым часам, хотя глаз своих они не могут закрыть за неимением век, но все чувства его были притуплены.

И вдруг он почувствовал, как что-то жесткое было подсунуто под его тело, и через секунду он повис на палке, которую держал в руках босоногий мальчишка.

Плавным движением Желтоухий соскользнул и шлепнулся наземь, на через миг коварная палка снова подняла его на воздух. Ужонок снова соскользнул и тотчас был подхвачен, палкой опять. Так повторялось раз восемь подряд. Наконец, ужонок повис неподвижно, как будто поняв бесполезность своих усилий уйти. Он поворачивал свою голову и смотрел неморгающими глазами на своего врага. А враг — беловолосый Гаврюшка — рассматривал его с жадным любопытством. Так как уж не двигался, Гаврюшка протянул руку и схватил его за шею. Желтоухий тотчас обвил его пальцы, стараясь движениями всего тела освободиться от страшных тисков.

— Врешь! Не уйдешь теперь, — хохотал Гаврюшка. — Ишь, кочевряжится! Ишь, кочевряжится! Ровно наизнанку хочет вывернуться.

Он смеялся и прыгал, поднимая ужа над головой.

Вдруг смех его оборвался, и он с испугом бросил ужонка далеко в сторону. Ужонок прибег к своему последнему средству и брызнул в лицо своего мучителя дурно пахнущей струйкой.

С отвращением, делая страшные гримасы, кинулся Гаврюшка к пруду и стал торопливо полоскать лицо, лоб и глаза, чтобы поскорее отмыть с них желтую вонючую жидкость.

А Желтоухий тем временем успел спрятаться в чаще кустарника так искусно, что теперь напрасно было бы пытаться его разыскать.

В этом году Желтоухий рос так быстро, что без труда стал глотать сперва маленьких, а потом и средних лягушек.

Он ловко и упорно их преследовал в воде и на суше, пока усталая лягушка не ослабевала настолько, что почти теряла способность двигаться. Тогда он хватал ее за заднюю ногу или за морду и начинал медленно, не спеша, проглатывать свою жертву. Напрасны были все отчаянные усилия лягушки вырваться. Ее гибель была неминуема, и борьба кончалась тем, что лягушка оказывалась проглоченной.