Желтый билет - страница 44

— Черт, у меня чуть не лопнул мочевой пузырь.

— Что у нее в комнате?

— Везде валяются вещи. Похоже, с нее сдирали одежду. Что такое Чад?

— Страна в Африке. Иногда так называют мужчин, но имя это встречается довольно редко. У тебя есть знакомые по имени Чад?

— Нет.

— Откуда такой интерес?

— У нее в комнате старый письменный стол. На нем я нашел пару смятых клочков бумаги. Один чистый. На другом написано Чад. Как мне показалось, женским почерком.

— О боже, а вдруг в этом все и дело.

— Да, — радостно ответил Мурфин. — А вдруг.

Детектив Арон Оксли из отдела убийств полицейского управления Вашингтона не мог придумать ничего другого, кроме как предъявить мне обвинение в совершении уголовного преступления, за которое, как он сказал, мне суждено провести от пяти до десяти лет в одной из тюрем округа Колумбия. Преступление, которое имел в виду Оксли, заключалось в том, что я не сообщил в полицию о совершенном преступлении, убийстве Макса Квейна. Эрл Инч отреагировал на слова детектива, как и положено адвокату, получающему сто долларов в час, с откровенной насмешкой и холодным презрением. Детектив Оксли не рассердился, потому что в действительности не стремился к тому, чтобы засадить меня за решетку. Куда в большей степени его интересовало, почему я бросил пустую бутылку из-под «Олд Оверхоулд». И Мурфин. Его очень интересовал Мурфин.

— Эти двое в лыжных масках. У обоих были пистолеты, так?

— Так.

— И один из них…

— В голубой маске, — уточнил я.

— Да, в голубой маске. Значит, он принял позу, как вы говорите, фебеэровского полуприседа…

— Да, — кивнул я. — Как в телевизоре.

— Понятно, — вздохнул Оксли и, возможно, чуть пожал плечами. — Как в телевизоре. Значит, у мужчины в голубой маске был пистолет, так же, как и у мужчины в красной маске, но вас это нисколько не обеспокоило. Вы подняли с земли пустую бутылку, бросили ее, и она угодила в руку мужчины в голубой маске. Как раз в тот момент, когда он собирался застрелить эту женщину.

— Очевидно, мистер Лонгмайр пытался предотвратить преднамеренное убийство, — Инч честно отрабатывал свой гонорар. — Думаю, его следует похвалить.

— Примите мои поздравления, — сказал мне детектив. — Вы были великолепны.

— Благодарю.

— А теперь еще раз скажите мне, почему вы бросили бутылку?

— Не знаю, — ответил я. — Мне хотелось помешать ему.

— А вам не приходило в голову, что эти парни с пистолетами могут обидеться? Рассердиться, знаете ли, решить, что пяток пуль можно выпустить и в вашу сторону?

— Очевидно, мистер Лонгмайр сознательно рисковал своей жизнью ради спасения этой женщины, — Инч произнес эту фразу столь убедительно, что я сам едва не поверил ему.

— Мистер Инч, — повернулся к адвокату Оксли, — я понимаю, что вы представляете здесь интересы вашего клиента, и все мы можем по достоинству оценивать ваши усилия. И ценим их. Можете не сомневаться. Но я задаю вопросы мистеру Лонгмайру и буду очень признателен вам, если вы позволите ему ответить на них. Если же вам не понравятся его ответы, потом вы сможете объяснить мне, что в действительности хотел сказать ваш клиент. Договорились?

Инч улыбнулся. Холодно и самоуверенно.

— Посмотрим, что из этого выйдет, — ответил он, не связывая себя никакими обязательствами.

Улыбнулся и Оксли:

— Итак, мистер Лонгмайр, расскажите мне, о чем вы подумали, когда подняли и бросили бутылку.

— Ни о чем.

— Ни о чем?

— Если бы я о чем-нибудь подумал, я бы не бросил бутылку. И тем более не бросил бы ее, если б мне в голову пришла мысль о том, что меня могут застрелить.

— Отчего же вам в голову не пришла такая мысль? — спросил Оксли.

— Повторяю, я вообще ни о чем не думал. Я просто бросил бутылку, а когда мужчина в голубой маске наставил на меня пистолет, пожалел об этом.

Оксли откинулся назад, буравя меня взглядом ледяных голубых глаз, привыкших ко лжи. И ему и Инчу было чуть больше тридцати. Оксли не вышел ростом и набрал вес, так что выглядел полноватым. На шестифутовой фигуре Инча, наоборот, не было ни грамма лишнего жира. Упругой походкой и плавными движениями он мог сойти за спортсмена, точнее, теннисиста-профессионала. Надо отметить, одно время он серьезно задумывался над тем, чтобы оставить юриспруденцию ради тенниса.