Желтый билет - страница 6

стр.

В Вашингтон я поехал на «форде» выпуска шестьдесят девятого года — пикапе с четырьмя ведущими колесами, незаменимом в снег или слякоть. Вторую машину, «фольксваген» пяти лет от роду, я оставил Рут.

Сочинение тридцати шести строчек скверных стишков не заняло много времени, и я успел наговорить их в портативный диктофон до того, как подъехал к пересечению Коннектикут-авеню и М-стрит. Стихи получились складными, липкими, как мед, и в два раза слаще.

Машину я остановил на одной из платных стоянок (доллар с четвертью в час) и быстро нашел нужный мне дом, довольно новое здание, расположенное к востоку от Коннектикут-авеню, на южной стороне улицы. На лифте я поднялся на шестой этаж, пересек холл и вошел в дверь с надписью: «ФОНД АРНОЛЬДА ВАЛЛО».

С другой стороны двери сидела симпатичная девушка, за спиной которой открывалось обширное пространство, заставленное металлическими столами. Тонкие перегородки высотой в пять футов, окрашенные в пастельные тона, отделяли столы друг от друга. За ними сидело десятка два мужчин и женщин, в большинстве моложе тридцати лет, хотя некоторые были и постарше. Они печатали на машинках, читали, разговаривали по телефону и просто сидели, уставившись в никуда. Все это очень напоминало отдел городских новостей в преуспевающей дневной газете средней руки.

Я представился девушке и сказал, что у меня назначена встреча с мистером Мурфином. Она кивнула, сняла трубку, несколько раз повернула диск, что-то сказала и улыбнулась мне, одновременно положив трубку на рычаг.

— Присядьте, мистер Лонгмайр. Сейчас кто-нибудь выйдет и проводит вас к кабинету мистера Мурфина.

Я сел и осмотрелся. Приемная производила впечатление. От солидной, добротной мебели веяло спокойной уверенностью. Взглянув на часы, я понял, что пришел на десять минут раньше, поэтому достал жестяную коробочку и скатал себе сигарету. Раньше я выкуривал по три пачки в день, но, с тех пор как начал делать сигареты сам, снизил норму до одной пачки, что благотворно сказалось на моих легких. Кроме того, я экономил на этом сто двадцать четыре доллара в год.

Я чувствовал, что девушка наблюдает за мной, и, чтобы доставить ей удовольствие, свернул сигарету одной рукой. Затем посмотрел на нее и улыбнулся.

— Жаль, что я так не умею, — сказала она.

— Вы не курите, не так ли?

Она улыбнулась в ответ:

— Во всяком случае, не табак. А это как раз он?

— Боюсь, что да, — ответил я.

Девушка занялась своими делами, а я сидел и курил. Когда сигарета укоротилась больше чем наполовину, открылась дверь, и вошла высокая блондинка с вьющимися волосами.

— Мистер Лонгмайр! — позвала она.

Я встал. Она назвалась секретаршей мистера Мурфина, предложила отвести меня в его кабинет, если я последую за ней, и даже обещала принести мне кофе, узнав предварительно, как я его пью. Я ответил, что предпочитаю кофе с сахаром.

Вслед за женщиной с вьющимися волосами я прошел в устланный ковром холл с пятью или шестью закрытыми дверями. Остановившись перед одной из них, женщина открыла дверь, предлагая мне войти. Я вошел. Мурфин сидел за большим столом, Квейн — на кушетке, положив ноги на кофейный столик.

На этот раз мы обошлись без рукопожатий. Квейн лениво помахал мне рукой, а Мурфин кивнул и улыбнулся:

— Ты, как всегда, точен.

— Привычка, — сказал я. — Единственная хорошая привычка.

— Джингер принесет нам кофе.

— Та блондинка?

— Моя секретарша, — кивнул Мурфин.

Я оглядел кабинет Мурфина.

— Похоже, тебя здесь уважают.

Мурфин также огляделся и довольно кивнул. Ему нравилось чувствовать себя хозяином в этой большой комнате с темно-коричневым ковром на полу, затянутыми материей стенами, длинной кушеткой, четырьмя креслами, кофейным столиком и стоящим в углу баром, хотя это могло быть искусно замаскированное бюро. Стены украшали со вкусом подобранные картины, но я не сомневался, что выбирал их не Мурфин, отличавшийся полным отсутствием вкуса.

— Бывало и хуже, — согласился Мурфин. — Гораздо хуже.

— Я знаю.

— Валло будет занят еще минут десять, так что сначала мы выпьем кофе, а потом я представлю тебя.

— А как насчет денег? — поинтересовался я.