Желтый саквояж - страница 15
– Бумаги…
– Э-э-э, бумаги моему брату ни к чему, – откровенно рассмеявшись, махнул рукой Остап.
Зенек глянул на Остапа и, уяснив, что говорить больше не о чем, сжав зубы, зашагал по дороге…
Дмитро и Остап вместе с другими селянами шли на майдан, куда, как им сказали, приехали люди из города. Что касалось недавней стычки с поляком, требовавшим возвратить какой-то саквояж, то Остап, расспросив Дмитра, пришёл к выводу, что дело выеденного яйца не стоит, а отобранный у поляка офицерский ВИС забрал себе и на всякий случай припрятал.
Сейчас, вышагивая рядом с братом, Остап вполуха слушал уже в который раз повторенный рассказ о первых днях появления в селе красноармейцев. Видимо, на Дмитра это произвело неизгладимое впечатление, и он, для большей убедительности на ходу хватая брата за рукав, говорил:
– Розумиешь, солдаты приезжали, машинами, на гармошках играли, песни пели, танцы булы, весело так…
Догадавшись, что Дмитро и сейчас ожидает нечто подобное, Остап покосился на брата:
– Весело, говоришь?.. А про колхоз и райскую жизнь разговор уже был?
– Ни, не було, – замотал головой Дмитро. – А от земли каждому нарезать обещали.
– Они нарежут, держи карман… Обицянка цяцянка, дурневи радисть[55]. – Остап выругался.
– Ну чого ты так? Чого? – сразу встрепенулся Дмитро и убеждённо заговорил: – Так, я всегда хотел землю иметь!.. И хиба я один? Все хотят!.. И щоб ты там не казав, я верю, дадуть нам бильшовики землю, дадуть!
– Что, тебе так комунию с головы и не выбили? – хмыкнул Остап. – Як був дурень, так и е…
– Ну, нехай дурень, – обиделся Дмитро. – Может, тогда так було, а теперь иначе. Принайми[56], и от панов избавились, и немцев нема. А что до того, что ты мне втолковывал, может, и правда Украина теперь едина и вильна будет…
– Что едина, то правильно, – отозвался Остап и жёстко добавил: – Запомни, брате, никогда москали не дадут воли…
Дмитро хотел было возразить, но они уже пришли на майдан, к которому со всех сторон спешили такие же припозднившиеся. Сельский сход собрался рядом с подворьем сбежавшего солтыса[57]. В его добротном доме под бляхой[58] теперь разместилась управа, и над входом трепыхался большой, уже слегка выцветший красный флаг.
На крыльце, поглядывая на собирающуюся толпу, топтались трое: приехавшие стоявшей тут же у дома легковушкой здоровяк-штатский и затянутый в ремни военный с болтающимся на боку «маузером» искоса поглядывали по сторонам, а рядом с ними жался новоявленный местный активист, бывший сельский ненза[59] Гараська Брыль.
Дождавшись, когда толпа перед крыльцом стала достаточно плотной, штатский решительно шагнул к краю крыльца, поднял над головой кулак и зычно объявил:
– Товарищи! Красная армия освободила вас от гнёта куркулей, помещиков и польской шляхты! Теперь мы с вами должны строить новую жизнь, потому как наша цель – социализм!
Непонятное слово насторожило селян. Они представляли себе новую жизнь по старинке. С реманентом[60], худобой[61], запасами жита и потому кто-то из особо нетерпеливых, не выдержав, крикнул:
– А землю дадите?
– Дадим. Обязательно дадим. Бесплатно! – громко, под общий одобрительный гул заявил штатский и добавил: – Больше того. В районе решено создать МТС!
– А это что за цабе?[62] – недоумённо загалдели селяне, и штатский тут же пояснил:
– Это, товарищи, машинно-тракторная станция. Мы будем пахать землю тракторами, а это, знаете ли!..
Штатский как бы в подтверждение своих слов восторженно затряс обеими руками, а Остап всё время скептически слушавший оратора, ехидно кинул:
– Так мени сдаётся, на наши поля трактор не влезет! Или земли много будет?
Штатский покрутил головой и, высмотрев Остапа, обратился уже прямо к нему:
– А вы кто, товарищ?
– Я?.. Студент политехники!
– Замечательно, – штатский широко улыбнулся. – Значит, вы знаете: социализм – это колхоз!
Оратор пустился в объяснения, и добросовестно пытавшийся понять, о чём речь, Остап прослушал, как военный, наклонившись к штатскому, негромко сказал:
– Куркульский выкормыш. Изымем, – и с недобрым прищуром глянул на бывшего студента…
Кинотеатр «Солейль», расположенный прямо на главной улице города Ягеллонской, был популярен, и потому ближе к вечеру у кассы всегда толпился народ. Сегодня же, чуть в стороне от этой очереди, под яркой афишей, сообщавшей о начале демонстрации советского фильма «Весёлые ребята», стоял человек в макинтоше с поднятым воротником и просматривал газету, сложенную так, что можно было читать только одну полосу.