Жемчужина Авиньона - страница 45

— Я так буду скучать по вас, матушка.

— Нам тоже будет тебя очень не хватать, дорогая, — сказала ее мать дрожащим от волнения голосом.

Отец терпеливо ждал, пока женщины разомкнут объятья, и сразу же поспешил прижать дочь к себе.

— Да хранит тебя Господь, Катарина, — пробормотал он, смахивая слезу.

Не в силах говорить из-за подкатившего к горлу комка, Катарина повернулась к своей лошади. Аврил подставил колено, и хотя обычно она отказывалась от помощи, будучи вполне в состоянии вскочить на лошадь сама, сегодня она не сделала этого. Ее охватила такая слабость, и она подумала, что еще немного, и она упадет, лишившись чувств.

Чтобы прощанье не было еще более печальным, она не стала оборачиваться, а, пришпорив лошадь, поскакала к подъемному мосту. Она расставалась с Авиньоном и с той жизнью, которую только и знала, до сей поры.

Пустив кобылу рысью, она проскакала мимо Хью, даже не взглянув на него. По звуку копыт она поняла, что кавалькада всадников тронулась вслед за ней. Она выехала в ворота и проскакала по деревянному мосту. Катарина знала лесную дорогу, как свои пять пальцев и, несмотря на снег, не замедляла бега своей лошади. Ей хотелось ощутить на лице свежий ветер, почувствовать смолистый запах вековых сосен. Но больше всего ей хотелось оказаться как можно дальше от Авиньона, слишком сильно было в ней желание натянуть поводья и повернуть назад.

Она скакала все быстрее по извилистой дороге, петляющей по холму. Она знала, что этого нельзя делать, так как лошадь может поранить ноги обо что-нибудь под снегом, но не могла остановиться. Ветер свистел в ее ушах, и она не услышала тяжелого топота боевого коня, пока он не оказался рядом с ней.

Хью мощной рукой перехватил поводья кобылы, и та встала как вкопанная.

— Я не знаю, что ты задумала, но не собираюсь позволить тебе сломать шею, — сердито сказал он.

Катарина подскочила в седле и разгневанно повернулась к Хью.

— Я столько раз ездила по этой дороге, что и не сосчитать, — крикнула она, выхватывая у него поводья. — Как ты смеешь указывать мне, что можно, а чего нельзя?! — она слышала слова, срывающиеся с ее губ, но не узнавала себя. Откуда в ней эта ярость? Как их дружба с этим человеком могла окончиться таким кошмаром? Горькие, обидные слова продолжали вылетать из ее рта, а она не могла остановить это.

— Господин Вунэ, герцог Понтуазский, верный слуга Людовика VII и знаменитый рыцарь-тамплиер! Я забыла, что теперь даже для того, чтобы дышать, мне требуется ваше разрешение! Как я глупа! Вот! — она протянула ему поводья. — Отвезите меня в Шантильи. Можете въехать со мной в Париж, держа мою лошадь под уздцы, как будто я пленница. Это будет выглядеть просто замечательно. Я уверена, Людовик будет в восторге, — глаза ее яростно сверкали, ей не хватало воздуха. Никогда еще в своей жизни не была она так рассержена.

Хью сжал губы так, что они превратились в тонкую линию. Брови его нахмурились.

— Ты закончила свою речь? — спросил он спокойно.

Катарина, покраснев от возмущения, открыла рот, чтобы ответить, но Хью не дал ей сказать ни слова.

— Ты закончила! — сказал он, пристально глядя на нее своими голубыми глазами, показавшимися Катарине затянутыми прозрачной коркой льда. — Я не позволю тебе вести себя, как избалованному ребенку перед всеми этими людьми. Мы не на прогулке и не на охоте. Впереди сотни миль и много дней тяжелой дороги. Кроме того, я отвечаю за всех, кто едет с нами. Они будут делать то же, что и я, и если мне приходится скакать за тобой, как будто за нами гонится банда сарацинских убийц, то и они поступят так же. Я отвечаю за их жизни и за твою жизнь. Ты можешь не думать о себе, но о них ты помнить обязана! — бросив ей поводья, он повернул Цефея и поскакал прочь.

Катарина застыла в седле, осознав правду, прозвучавшую в его словах. Остатки злости тут же улетучились из нее. Хью выполнял свою работу. Он командовал этими людьми и исполнял эту обязанность со знанием дела. Она вспомнила, как в своих письмах он писал о командирах другого сорта, людях, не моргнув глазом отправлявших свои войска на смерть и не испытывавших при этом угрызений совести.