Жемчужина Санкт-Петербурга - страница 42

стр.

Они долго молчали. Одной рукой Йенс прижимал к себе голову девушки, а второй гладил мех капюшона, как будто это были ее волосы, шепча какието слова на языке, которого она не понимала. Когда наконец он отпустил ее и она выпрямилась, Йенс всмотрелся в ее лицо, и то, что он увидел, должно быть, успокоило его, потому что он улыбнулся, блеснув зелеными глазами. Йенс подхватил вожжи и, причмокнув, подстегнул лошадь. Вслух он сказал лишь одно:

— Простите меня, Валентина. Я не должен был привозить вас сюда.

Она несогласно покачала головой, но ничего не ответила. Валентина боялась разжать губы, чтобы у нее не вырвались слова, холодные и острые, как куски льда, слова о том, что она узнала того человека с винтовкой и фальшивым смехом. Ей уже приходилось смотреть в эти пронзительные глаза.

Это был Аркин. Водитель ее отца.


СанктПетербург встретил их мельканием огней. Сани летели вдоль набережных, мимо фасадов дворцов с классическими колоннами и золотыми фонтанами. Черная, мрачная, беспокойная река напоминала мятущуюся душу.

— Как думаете, что было в той телеге под парусиной? — спросила Валентина.

— Наверное, они чтото украли. Может, части какойто машины. Что бы там ни было, это тяжелая штука.

— Зачем бы это им части машины?

— Украденное на одном заводе можно продать на другом. Я по своему опыту знаю, сколько времени порой уходит впустую, когда приходится ждать необходимое оборудование.

— Вы покупаете оборудование у воров?

Он внимательно посмотрел на свою спутницу.

— Вы так считаете?

— Я просто не имею представления, как у вас принято вести дела. Я не хотела…

— А вы бы стали?

— Что?

— Вы бы стали покупать ворованное, если бы вели какието дела?

Он произнес это как бы между прочим, словно не придавая значения ни самому вопросу, ни ответу, но Валентина почувствовала, что для него это важно. Она понимала, что в своем ответе он был полностью уверен, но ему хотелось узнать, что скажет она. Валентина задумалась. Действительно, пошла бы она на такое?

— Да, — ответила она и сама удивилась. — Думаю, что стала бы. Если бы не было другого выхода.

Он рассмеялся. Своим удивительным воинственным смехом, от которого у нее шли мурашки по коже и шире раскрывались глаза.

— Что ж, хорошо, — сказал он. — В таком случае, я думаю, мы с вами поладим.

Неужели он до сих пор не понял? Они уже прекрасно ладили.

11

Остановившись у Аничкова дворца, они вместе вышли к его трехарочному входу. Тысячи огней сверкали, подчеркивая выставленное напоказ богатство. Дворец принадлежал вдовствующей императрице, матери царя. Мария Федоровна славилась умением устраивать великолепные торжества, блеском и роскошью намного превосходившие вялые попытки ее снохи. Бал в это позднее время был в разгаре, но были и такие гости, которые выходили из дворца и садились в свои кареты, чтобы ехать на другие балы, где веселье продолжалось до пяти утра. Грохотали колеса, гремела упряжь, ночь была шумной, и звезды здесь казались недоступными и чужими. Ни Валентина, ни Йенс не сделали шага в сторону дверей.

— Ваша компаньонка, поди, уж заждалась вас, — сказал Фриис.

— Да, наверное.

— У вас будут неприятности?

От этих слов Валентине вдруг отчаянно захотелось остаться здесь, и пробыть рядом с этим великаном до самого утра, и чтобы он, как сейчас, стоял к ней так близко, что она могла притронуться к его серому пальто. Она откинула капюшон.

— Сегодня у меня в компаньонках подруга моей матери. В новом сезоне я не одна у нее, и, я думаю, она ужасно рассердится. Но, — добавила Валентина, заговорщически улыбнувшись, — я скажу ей, что была занята образованием — изучала звезды. Хотя вполне может быть, что она сейчас так веселится, что и не заметила моего отсутствия.

— Вашего отсутствия невозможно не заметить.

Она проглотила подступивший к горлу комок и хотела чтото сказать в ответ, но так и не нашла подходящих слов.

— Спасибо, Йенс. Спасибо за то, что показали мне звезды.

Он повернул голову, посмотрел на дворец, приоткрыл рот, чтобы чтото сказать, но вместо этого лишь коротко поклонился и обронил:

— Это честь для меня.

И это все? Вот так формально? По правилам? В этот миг глаза его не были похожи на те глаза, которые так внимательно всматривались в нее на лесной опушке. Неужели придворные увеселения вот так влияют на человека? Превращают его в когото другого?