Жемчужина Санкт-Петербурга - страница 65

Он передал нож Давыдову.

— Есть еще раненые?

Никто не откликнулся. Окинув взглядом пленников подземной ловушки, Фриис с радостью отметил, что никто из них не упал духом. Он преисполнился уважения к этим людям, даже к Давыдову, который принялся уверенно кромсать ножом юбку.

— Я знаю, нам всем досталось, но… — Он догадывался, что им это не понравится. — Если других раненых нет, я покину вас.

— Нет. Не уходите, — раздался голос Валентины. Йенс заметил грязь у нее на шее. — Вы хотите вернуться туда? — произнесла она.

— Я должен.

— Потому что там могут еще оставаться раненые?

Раненые. Раздавленные. Заваленные камнями. Истекающие кровью и умирающие. Живые. Мертвые. Все представили себе, какой участи они избежали.

Валентина торопливо добавила:

— Идти туда одному слишком опасно. Возьмите с собой когонибудь.

«Возьмите меня с собой» — вот что она хотела сказать.

Он обвел взглядом камеру и решил взять с собой самого слабого, представителя Думы, чтобы тот своим страхом не смущал остальных.

— Вы пойдете со мной, — произнес он, указав на политика.

Валентина негромко вздохнула. С такого близкого расстояния Йенс мог рассмотреть комочки пыли, прилипшие к ее ресницам. Но он не мог взять ее с собой. Он не знал, с какими ужасами они могут столкнуться там, на завалах. Йенс снова зажег свечку, взял под руку политика и повернул его к выходу в основной туннель. Он чувствовал, как дрожит рука спутника.

— Подождите! — воскликнула Валентина. — Возьмите лампу, она вам там будет нужна больше, чем нам здесь. — Она подняла с пола стоявшую рядом с раненым лампу и поднесла ее Йенсу. — Возьмите.

— Спасибо, — ответил он.

— И будьте осторожны.

Инженер кивнул.

— Господин Давыдов, — добавил он громче, — позаботьтесь о женщинах.

— Йенс, — шепнула Валентина, — вы разве не знаете, что женщины заботятся о вас, мужчинах?

— То есть я должен взять вас с собой?

— Да.

— Я не могу.

— Я знаю. На этот раз звезд мы не увидим.

Он улыбнулся. А потом ушел. Растворился в темноте. Так неожиданно, что на какойто миг она усомнилась в его существовании.

Валентина почувствовала, как с уходом Йенса общее настроение переменилось. И дело было не в лампе, которую он унес, хотя единственным источником света теперь был мизерный дрожащий огонек, заставлявший людей чувствовать себя, как кошка, запертая в клетке с волками. Людям не хватало его. Его внутренней силы и уверенности. Без него камера будто опустела, дышать стало труднее, а сами люди словно уменьшились в размерах. Если какуюто минуту назад спасение было таким близким, то теперь оно перестало казаться таким уж неизбежным. Девушку охватил страх, она вдруг испугалась, что он не вернется.

Валентина видела, как спокойно он передвигался в темноте. Он шел по туннелям так, будто они принадлежали ему, а не городу. С такой уверенностью люди ходят по своему дому. И только теперь ей неожиданно пришло в голову, что крушение этого подземного сооружения, его детища, могло означать для Йенса. Тут застонал лежащий на полу раненый, и мысли ее устремились в иное русло. Перевязав рану, Соня сделала все, что было в ее силах, чтобы облегчить страдания молодого геодезиста, но это не сильно помогло. Валентина положила ему под голову свернутый шарф и накрыла своим меховым пальто. Стоны его приглушало лишь то, что он закрыл лицо рукой, и, даже когда Валентина взяла его ладонь, он не проронил ни слова.

— Вы живете здесь, в Петербурге? С семьей? — спросила она.

Он лишь кивнул в ответ.

— А у меня есть сестра, — негромко произнесла она. — Ее зовут Катя. — Катя, я жива. Не верь, если тебе скажут, что я погибла. И не бойся за меня. Я вернусь, я не оставлю тебя, обещаю. — У нее светлые волосы, такие же как у вас. И она очень любит играть в карты. А у вас есть сестра?

Он снова молча кивнул.

— А как ее зовут?

Ответа не последовало. Только рука его задрожала сильнее.

— Здесь есть система безопасности, — заверила она его. — Инженеры знают, что делать. Нас вытащат отсюда, не бойтесь.

Его рука упала с лица.

— Правда?

— Конечно!

— Лжет она. — На них упала угловатая тень Давыдова. — И про взрыв тоже ложь.

— Зачем мне говорить неправду? — спросила Валентина.