Жемчужина Санкт-Петербурга - страница 68

Аркин свернул к обочине и остановил машину.

— Вам плохо, сударыня?

Меховая шуба не пошевелилась, но глухие стенания продолжались. Какоето время он с сожалением смотрел на скрюченную фигуру, а потом вдруг подумал, что ведь это он сам причина ее мучений. Он довел ее до этого, когда приказал заложить в туннеле бомбу. Аркин вышел из автомобиля и подошел к пассажирской двери. Ветер едва не сорвал с него форменную фуражку.

— Сударыня, — произнес он.

Громкие стоны прекратились, но она не распрямилась. Соболья шуба вздрогнула, и послышались приглушенные всхлипы. Водитель сел рядом. Это было против всех правил, но ему было наплевать. Он не прикасался к хозяйке, не пытался заговорить, просто сидел рядом. Когда она наконец перестала всхлипывать и опустила затянутую в перчатку руку на сиденье между ними, он накрыл ее своей ладонью. Прикосновение перчаток — нехитрое утешение. Шли минуты. Прохожие поглядывали на них с удивлением, но Аркин не обращал на это внимания.

— Спасибо, — раздался наконец ее шепот.

Медленно, точно поднимаясь из морских глубин, женщина встала и, вздрогнув всем телом, вздохнула. Она не посмотрела на него, не убрала руку, но спина ее снова выпрямилась, и слезы уже не душили ее.

— Может быть, она еще жива, — негромко произнес Аркин.

— Я не верю в это.

— Не теряйте надежду.

Рот ее искривился в неком подобии улыбки.

— Я уже много лет, как потеряла надежду.

— Напрасно. Надежда — это то, что придает смысл нашей жизни.

— На что мне надеяться?

— На то, что ваша вторая дочь выздоровеет. На жизнь, которая стоит того, чтобы жить.

Она повернула к нему лицо, и в ее голубых глазах он отчетливо увидел холодное, бесконечное одиночество. Меховая шапка ее сползла набок, и выбившийся изпод нее локон повис у щеки. Ему захотелось поправить шапку, уложить на место локон, сделать так, чтобы сама жизнь этой женщины вновь преисполнилась гармонии и порядка.

— А ваша жизнь стоит того, чтобы жить? — спросила она.

— Конечно.

Она обвела его внимательным взглядом, как будто впервые увидела жесткие темные волосы шофера, линию его рта и настороженное выражение глаз. Ее рука была попрежнему накрыта его ладонью.

— Спасибо, — снова сказала она.

Женщина откинулась на синюю кожаную спинку сиденья и закрыла глаза. Аркин увидел, как под почти прозрачными веками заметались ее глаза, беспокойные, как его сердце, и стал ждать, пока она найдет в себе то, что даст ей силы успокоиться. Потом, когда с неба посыпался снег, он вернулся на свое место и повез ее домой.

Йенс Фриис вернулся. Валентина первая заметила слабый свет лампы, первая вскочила на ноги, первая приветствовала его и первая увидела, что вернувшийся Йенс был не тем Йенсом, который их покинул. Его лицо изменилось. Какимто необъяснимым образом даже его кости теперь сочленялись подругому. Точно, пока его не было, ктото разобрал его и снова сложил в непривычном порядке. Глаза его запали, и у рта с обеих сторон пролегли глубокие морщины. Он стал резок и молчалив. О том, что они увидели, Йенс рассказал в двух словах.

— Туннель полностью завален камнями и землей.

Валентина не могла отвести глаз от его рук. Перчатки на них были изодраны в клочки, по запястью черной змеей текла струйка крови.

— Камней слишком много, их не удастся разобрать. Потолок может обвалиться в любую секунду, поэтому спасательные отряды туда не сунутся.

— Вы нашли когонибудь? — спросила Соня.

Человек из Думы попятился к водостоку и отвернулся. Его стошнило.

— Мы нашли тела, — ответил Йенс и сжал губы. Никто не стал его расспрашивать. — Остается одно, — произнес он. — Ждать.

— Вы умеете плавать?

У Валентины все сжалось внутри.

— Да. — Когдато давно, летом, когда сестра еще могла ходить, они плавали в бухте. — Да, я умею плавать.

— Хорошо.

— Нам придется плыть?

— Возможно.

Она представила себе холодную воду.

— София, помоему, не умеет плавать.

— Тогда нам придется плыть, держа ее над водой между нами. Не пугайтесь, до этого, скорее всего, не дойдет.

— Надеюсь. А вода там грязная?

— Возможно.

Когда горела масляная лампа, они жили в одном мире. Валентина обошла каменную ловушку из одного конца в другой, но за границы освещенного пространства не выходила. Не решалась. Ей очень хотелось пить, в горле пересохло. Остальные женщины сидели на сырой земле и тихо разговаривали о том, как сейчас было бы славно принять горячую ванну. Йенс стоял у водостока и курил сигарету за сигаретой. Кожаное кепи его исчезло, а огненнорыжие волосы сделались серыми от пыли и слиплись. Время от времени он подходил к раненому, осматривал его горящее лицо и чтото говорил медсестре.