Жених в наследство - страница 25

Хуже другое. Это же они так в любой момент могут, так получается? И если может Тамила, то и князь тоже? Или она тут у них особенная, может, не все оборотни владеют магией. Ведь именно Тамиле князь приказал… как там… запечатать комнаты бывшей невесты магией! Ладно. Как бы там ни было, для начала не помешает одеться, а всё остальное потом.

На кресле лежало нечто матово-атласное, может, платье? Да, действительно, платье, из плотной, гладкой, приятной на ощупь ткани. Тёмно-зелёный цвет, золотая вышивка вдоль овальной горловины, по краю свободных рукавов длиной до локтя и по подолу. Длина — практически в пол. Нормальное такое одеяние для княжеской невесты. Наверное.

Только вот Тамила вчера была в тёмных штанах и белой рубашке навыпуск, перехваченной ремнём. Ткани явно недешёвые, а фасон — самый простой. И Полине такой наряд очень даже понравился. В платье невольно чувствуешь себя ещё более уязвимой. Однако всё же лучше в платье, чем в ночной рубашке. И Полина быстренько натянула его прямо поверх роскошной ночной сорочки.

Вдруг стало страшно, что кто-то войдёт. Может, сам князь — кто его знает, чего от него ждать… Он же явно на всю голову не здоров! Такой погром устроить… А потом запереть комнату на многие годы. А не маньяк ли он, часом? И бабушка… чего бы ей сбегать, если всё было шоколадно? Если князь так озверел уже после её побега, то ведь для побега-то тоже должна была быть причина! Просто так от красавцев-князей не сбегают! Ну невозможно поверить, что он был "не в её вкусе" и всё. Наверняка имелись более веские основания.

На полу у кровати обнаружились мягкие замшевые туфли на тон темнее платья и тоже с золотой вышивкой. Около зеркала — инкрустированный золотом костяной гребень. Теперь бы умыться ещё… ну и всё остальное.

Из комнаты вело целых три двери. Скорее всего, одна из них — наружу, а две другие — во внутренние помещения. Открывать их наугад ужасно не хотелось. Нарвёшься ещё… не на князя, конечно, уж он-то точно не стоит под дверью, ожидая её пробуждения. Но на Г рона наткнуться вполне реально. Перспектива встречи со вторым телохранителем не была настолько пугающей, но и ему не хотелось показываться на глаза неумытой.

Полина в раздумье села на край кровати, взгляд в очередной раз упал на браслеты.

Полина в раздумье села на край кровати, взгляд в очередной раз упал на браслеты.

Она попыталась стянуть ненавистный золотой. Нет. Сидит крепко, зараза. И застёжки никакой не видно. Второй… Застёжки тоже нет. А красивый он… и необычный. Светлое серебро и тёмно-красный рубин или что это за камень такой — неожиданное сочетание. Рисунок какой-то… плавно изгибающиеся параллельные линии.

Полина попыталась стянуть браслет, ей показалось, что сидит он не так уж и плотно и вот-вот снимется, но тут золотистая искорка порхнула ей на колени.

— Не снимай, — тихо и испуганно пискнула фея, — не надо.

— Почему? То есть… ты знаешь, что это такое?

Радужные крылышки поникли.

— Я не знаю точно, но я вижу, что он хороший.

— Слушай, мне показалось, или ты сегодня ещё меньше, чем вчера? И пищишь еле слышно… Тебе плохо, да? Это ты вчера так устала, когда ту комнату освещала? Прости меня, дуру, нечего было там делать… — Полина тяжело вздохнула.

— Нет, я… не поэтому, — фея прильнула к её руке, к браслету.

Осторожно подобралась к красному камню, замерла… Её сияние стало ярче, крылья налились светом, радужные переливы потекли по ним волшебной волной.

А потом и сама она из крохотной искорки превратилась в солнечный шарик — небольшой, такой, что его как раз можно было обхватить большим и указательным пальцами, но это было намного больше, чем прежде. И на этом солнечном жёлтом и будто пушистом шарике Полина поражённо увидела голубые глазки, лучащиеся сейчас удивлением и радостью.

— Я вернулась! — шарик подпрыгнул и взмахнул крыльями, так что показалось

— множество искр рассыпалось по комнате. — Я — фея! Ох, я столько должна тебе рассказать… Прежде всего ты должна узнать, что феи Залесья — это совсем не те создания, которых называют феями в вашем, человеческом, мире, — заспешило это очаровательное создание, на которое невозможно было смотреть без улыбки. — Мы