Жених века - страница 20

— Ну, полно. Ты просто расстроена. И нет, я отказался от спиртных напитков. Разве ты не говорила, что они плохо влияют на мою подагру? — Эта вынужденная шутка, слетевшая с его губ, совершенно не вязалась с мрачным выражением его лица, и в этот момент девушка узнала, без малейшего сомнения, что ее жизнь кончена.

— О… Джон, — снова прошептала она, ее мозг размягчился от бренди. А затем она не смогла остановить слова, которые гарантированно выставили ее дурочкой. — Я не должна умереть так рано.

— Виктория…

— Все должно было произойти совсем не так. Я должна была прожить длинную, унылую жизнь, и стать седой старой девой после того, как выращу сотни подкидышей. И они прибили бы табличку в часовне в мою честь. — Она ощутила себя словно в бреду и торопливо продолжила: — О, я сожалею о многих вещах. Но хуже всего то, что я никогда не испытала… — Она резко замолчала, ее унижение достигло высшей точки.

— Не испытала чего?

— Ничего. Совсем ничего. — Если бы она могла покраснеть еще сильнее, то из ее вен начал бы извергаться огонь.

— Скажи мне.

— Я умру… Ну, ты знаешь…

Джон заморгал.

— Милая, — произнес он, — не говори чепухи…

— Чепухи? Думаю, что у меня есть право говорить что хочу, и поступать, как хочу, когда я умираю. Была ли эта кобра, которая только что укусила меня, ядовитой или нет?

— В Англии нет кобр — только змеи — по большей части, песчаные змеи.

— Не смей менять тему разговора, Джон. Так меня только что укусила или не укусила смертельно ядовитая змея?

— Возможно. — Будет лучше, если она не будет знать, к каким выводам он пришел. Если эта змея была взрослой гадюкой, что было наиболее вероятно, то герцог никогда не откроет ей, каким мучительным и фатальным может быть этот укус.

— А ты только что высасывал или не высасывал яд?

— Возможно, — неохотно ответил он.

— А какие змеи в Англии являются ядовитыми?

— Те, что предпочитают тенистые, поросшие лесом места — Vipera berus.

Виктория, казалось, была шокирована, ее лицо и руки побелели и стали влажными.

— То, что я провела всю свою жизнь в приюте, не означает, что я не могу расшифровать латынь. О Боже, Vipera означает гадюка, — простонала она.

— Послушай, не стоит торопиться с выводами. Песчаная змея обычно пятнистая.

— Дай я угадаю, — проговорила она, ее значки неестественно расширились. — А у гадюки на спине узор из темных ромбов.

— Послушай, есть возможность, что ты можешь ненадолго заболеть, но по всем причинам стоит предположить, что ты поправишься. Ты молода, и полна сил, и… — От его слов на лице девушки проступило еще больше беспокойства, так что Джон схватил ее в свои объятия, и она наконец-то дала волю слезам, медленно собиравшимся в ее стекленеющих глазах. Он мысленно помолился о том, чтобы последние произнесенные им слова оказались истинной правдой. И при этом он понадеялся, что его горло болит от напряжения, а не от яда.

Герцог наклонился и поцеловал ее висок, а потом мокрые щеки, а после ее… Господи, всеми фибрами души ему хотелось осушить эти слезы. Он сделал бы все, что угодно, чтобы прогнать ужас этого момента. Ему хотелось утешить Викторию, заверить, что хотя бы раз в жизни о ней заботятся.

— О, пожалуйста, Джон… — прошептала она, вздрагивая. — Ляг рядом со мной. Поцелуй меня. Обними меня.

Он точно знал, о чем она просила, и то, что он точно не мог этого сделать. Больше всего в своей жизни — организованной, упорядоченной, тщательно выстроенной для того, чтобы дистанцироваться от любой чертовски коварной, достигшей брачного возраста женщины в Англии, жизни — Джон хотел предложить ей быстрое физическое утешение. Однако Виктория ничего не знала о том, что просила.

Боже. А ведь она на самом деле может умереть. Или нет. В любом случае, эта крошечная хижина посреди леса была последним местом, где он лишил бы девственности женщину, которую хотел бы видеть в качестве будущей герцогини Бофор — если она сможет пережить еще один день и одну ночь.

Герцог покачал головой, чтобы прочистить ее. О чем он только думает? Иисусе, кого он пытается обмануть? Прямо здесь, прямо сейчас, не важно, умирает она или нет, но ему придется перестать уклоняться от одного важнейшего факта.