Женщина из бедного мира - страница 34

Я молча слушала Конрада — и ничего не могла ответить. Видела, что он страдает, но не находила подходящих слов для утешения. То, о чем он говорил, было для меня совершенной новостью. Я знала азы классовой борьбы, но о ее средствах и методах у меня еще не было представления. «Отечество», «предательство родины» — слова эти звучали в моих ушах, причиняя странную, тупую боль.

Опасения Конрада оказались оправданными. Шестого января эстонско-финские белые войска начали наступление. Под их ударами пали Тапа, Раквере, Тарту, Нарва. Меньше чем за месяц эстонские земли, как писали газеты, были «очищены от врага».

Конрад стал молчаливым и насупленным. Казалось, он переживает какой-то внутренний кризис или бьется над каким-то трудным вопросом, не находя ему разрешения. Ко мне он был по-прежнему внимателен и ласков. Сказать по правде, я была рада, что бои прошли стороной, что Конрад цел и невредим. И все же я боялась за него. Меня страшило кровопролитие, не хотелось об этом и думать.

Опять наступили будни с их мелкими заботами. К празднику Конрад получил зарплату, и мы кое-как сводили концы с концами. Однако жизнь стала страшно дорогой. Мы давно подыскивали новую квартиру, но по кошельку найти было трудно. За крохотную, мало-мальски сносную комнатку заламывали цену, которую мы не могли дать. Но и на старой квартире не хотелось оставаться. Она была холодной и сырой. По ногам тянуло холодом, болела голова. То были мелкие горести, но разве в них меньше трагизма, чем в страхе какого-нибудь толстосума за свое богатство? Из неприметных обыденных людей состоит человечество, из их горестей возникает горе людское.

Печально начался наш новый год. Но мы были вместе. Конрад ничем не показывал, что переживает, и я была ему за это благодарна. Я, конечно, видела его трудное положение, знала, что он тревожится, и все же меня радовало, что он никогда не жалуется. Было как-то неловко говорить с ним об этом. Я еще не умела подойти к нему. У меня был муж, хороший для меня, и это скрашивало все остальное. Если бы только жизнь была чуть полегче! Если бы не наша бедность!

Богатство и бедность — я все больше задумывалась над этим. Не хочу скрывать, иной раз я спрашивала себя: а почему Конрад не богатый? Почему «все другие» могут добиваться своего благополучия, а он не может? Почему он заботится только о рабочем люде, а не о себе? Но эти вопросы исчезали так же быстро, как и возникали. Любовь Конрада была мне дороже благополучия.

Мы были вместе.

Подыскали новую квартирку: уютную и теплую комнатку, опять, конечно, на окраине. Жилье мне приглянулось. Сразу возникло какое-то спокойное ощущение уюта, и я со всем рвением принялась устраивать и украшать «свой уголок», насколько это было вообще в наших возможностях. Развешала по стенам кое-какие картины, повесила на окна новые занавески, на столе постелила чистую скатерть. Обзавелась кухонной посудой, и когда был готов мой первый обед — картошка с мясом, — у меня было такое радостное чувство, словно я добилась бог весть какой победы. Мое женское усердие нашло достойное признание: Конрад был доволен. Наша жизнь, жизнь простых женщин, слагается из мелочей, и нужно видеть их, чтобы понять нас.

На новой квартире меня посетила двоюродная сестра Ээва Хейдок с двумя своими детишками. То была обыкновенная женщина из состоятельной семьи, полная, неплохая по характеру, однако слишком легкомысленная. Муж ее — офицер — недурной, добродушный человек, но они не подходили друг к другу. Она хотела перебраться «из провинции» в Таллин, однако отец, богатый торговец, отказался поддержать ее, и теперь она не знала, что делать. Я ничего не смогла ей посоветовать. Но детей было жалко. Почему дети должны страдать из-за грехов родителей? Конраду Ээва не понравилась. «Глупая откормленная гусыня, — сказал он с презрением. — Только гоняется за мужчинами, нет ей дела ни до детей, ни до чего другого. Вот она, хваленая буржуазная «семейная святыня». Рабочие голодают, эта «святыня» купается в масле и обрастает жиром». Я не возражала ему, хотя мне было немножко неловко: Ээва все же моя родственница. Но трудовых людей связывают не родственные или дружеские узы, их объединяет великая идея.